он, запуская пятерню в лохматую голову.
– А что это было? – подъехала она с другого бока.
– Что именно? – он сделал вид, что не понял, молодцевато блеснул своими белыми, как моль, глазами.
– Ну… почему ты вдруг работаешь?..
Не скажешь же, что ты, дорогой, всё это время, как бревно, валялся на постели, а теперь вдруг ожил? Обидится. Сделает контрпродуктивные выводы и, не дай бог, вернётся к старому.
– Вдохновение пришло… надолго… – буркнул он, словно пробуя пальцем кипяток в кастрюле.
– Ой, ли?! – она испытующе посмотрел на него, в больше мере на зрачки.
Зрачки были маленькими, плоскими, как прежде, как у всякого нормального человека. Слава богу, пронеслось у неё в голове, очухался.
– Да… всё резко изменилось, – потупился он, берясь за перо, давая понять тем самым, что разговор окончен даже для её, великолепной столбовой дворянки, которую он обожает крепче женщин всех других мастей вместе взятых на всём белом свете.
И она с величайшим облегчением вздохнула: лунные человеки не обманули, только она не знала, за какую цену.
***
Он мучил её три дня. Молча приходил на кухню, молча столовался и с прямой, обличающей спиной удалялся в свой кабинет, говоря тем самым, ты обрекла меня на муки вечного творчества, я тебя до смерти не прощу.
Тася три раза бегала за бумагой в магазин писчих принадлежностей. Исписанная стопка рукописей рядом с Булгаковым заметно подросла.
Что же он пишет? – извелась она любопытством.
– Не мешай! – буркнул он, – я ещё сам не знаю!
Тася видела, что что-то произошло, большое, грандиозное, переворачивающее жизнь человека, но Булгаков молчал как рыба об лёд. Нацепив её очки, ходил то ли мрачный, то ли сосредоточенно-дурашливо, и даже временно открыл приём – деньги нужны были на чернила.
Она тайком пробралась в его кабинет и с удивлением прочитала: «Воспоминания врача Бомгарда».
А в воскресенье они пошли в гости к родителям, как они теперь называли дом на Андреевской спуске, и Тасе даже было приятно, что муж исправился и напрочь лишился этих его манер с бегающими глазками и трясущимися руками. Всё изменилось! Всё! Неужели, радовалась Тася, неужели это всё лунные человеки?! И запланировала купить мужу новый костюм, дюжину рубашек и бабочку, почему-то такую же, как она видела у лунных человеком – альхон.
Чтобы не спалиться, она заставляла себя не светиться от благодати, но когда он её не видел, подпрыгивала от счастья.
– Мне теперь всё нипочём! – заявил Булгаков на обратном пути, выпив водки и неплохо закусив, как всякий добропорядочный гражданин времён лихолетья и гражданской войны.
Ноги его выписывали забористые кренделя, и его мотало. И то, бедный ты мой, сокрушалась Тася, придерживала под руку и говорила счастливым голосом довольной супруги:
– Осторожно, Михрюта, здесь ступенька…
– А мы на эту ступеньку… – радовался он, – наступим!
– И то правда! – согласилась Тася от восторга за свою хитрость.
– Я теперь всё