для душевнобольных, самоубийц и психопатов было выше его сил. У него выстроилась вполне приемлемая версия, которую он собирался озвучить – для окружающих, но в первую очередь для врачей: сегодня он крепко пил с друзьями в баре, где его видели без малого полсотни человек, которые его знают не первый день и могут подтвердить это; с ним пили его коллеги, им тоже можно рассказать про «слишком большую дозу егермайстера, смешанного с лагером номер 8»; затем он отправился домой, ему стало плохо, и он остановился подышать ночным воздухом, у него закружилась голова, и он упал, очнулся в «скорой» и своего чудесного спасения не помнит.
Версия выглядела довольно правдоподобно, и Костя успокоился. Сейчас всё происходящее казалось ему дурным сном с банальным до пошлости сюжетом, но открыть всем свои истинные мотивы попытки самоубийства он был не готов и гнал от себя любую мысль, которая возвращала его на тот злополучный мост.
Приемный покой медицинской обители был густонаселен, больничный лабиринт Минотавра заполняли прямоходящие и прямолежащие пациенты с некоторым количеством прямосидящих, ожидающих свою Ариадну в синей медицинской форме, с красным клубком шерстяных ниток судьбы в руках. Огромные двери кабинетов работали от нажатия крупной кнопки и, раздвигаясь по небольшим рельсам, открывали портал в мир «здоровья и доброжелательности». Это выглядело довольно футуристично и намекало, «какого прогресса добился город в финансировании медицины», но смысла этого Костя понять не мог: все равно для открытия двери нужно нажимать на кнопку, а значит, о «бесконтактности, что в эпоху пандемий и эпидемий является краеугольным камнем здравоохранения», речи идти не может.
Его каталку поставили у стены, и, пока Тонкая подписывала необходимые документы, он мог спокойно рассматривать картину над собой. На ней радостно струились молочные речушки и блестели кисельные берега в пастельных, нераздражающе-бежевых тонах. Идиллия была обрамлена грубой деревянной крашеной рамой, спиленной и состыкованной как попало. Беспощадный русский дизайн, подумал Костя.
Примерно через полчаса к нему подошла его временная Ариадна и, положив на него сверху, как на полочку, контейнер с едой, покатила его вглубь лабиринта навстречу с неизбежным. Костя с забинтованным глазом почувствовал себя Кутузовым, пытаясь рассмотреть содержимое пластиковой коробочки, но это было непросто в его состоянии.
– Как он там, под Бородино, что-то видел? – спросил он сам у себя, пытаясь пошутить, но сопровождающая не обратила на него никакого внимания, его остановили перед кабинетом, футуристичная дверь не спеша раскатилась, и он переместился в яркое помещение, в котором стойко пахло нашатырем.
– Так, кто тут у нас Константин Сергеевич? Сейчас будет не очень приятная процедура, придется потерпеть.
Здоровый детина пристегнул Костю ремнем к креслу, а сверху на голову ему надели фиксатор, так, чтобы он не мог пошевелить ею. Он не понимал, зачем такие сложности, не будут же его пилить здесь на части, но пилить его всё-таки стали,