и говорить с ляхом, – нетерпеливо ответил Тугай.
– Дам и четыре, если ты отдашь его мне.
– Если хочешь, гетман, – сказал кошевой, – то я сейчас же дам тебе деньги, тут у меня под стеной, может быть, найдется и больше.
– Завтра отвезем их в Базавлук, – сказал Хмельницкий.
Тугай-бей потянулся и зевнул.
– Мне хочется спать, – сказал он. – Завтра на рассвете придется ехать в Базавлук. Где я могу лечь?
Кошевой указал ему на кучу овчин у стены. Татарин бросился на них и через несколько минут уже храпел, как лошадь.
Хмельницкий прошелся несколько раз по узкой избе и сказал:
– Сон бежит от моих глаз. Я не могу уснуть. Дай мне чего-нибудь напиться, кошевой.
– Водки или вина?
– Водки. Не спится.
– На небе уж светает, – сказал кошевой.
– Да поздно. Иди и ты спать, старый друг. Выпей и ступай.
– За славу и счастье.
– За счастье!
Кошевой обтер рукавом губы, подал руку Хмельницкому и, отойдя в другой конец избы, зарылся весь почти в овчины, так как от старости постоянно мерз. Вскоре его храп слился с храпом Тугай-бея.
Хмельницкий сидел за столом, погруженный в глубокое молчание, но вдруг повернулся и, посмотрев на Скшетуского, сказал:
– Ты свободен, господин поручик.
– Благодарю тебя, запорожский гетман, хотя не скрою, что я предпочел бы быть обязанным свободой кому-нибудь другому.
– Тогда не благодари. Ты спас мне жизнь – я отплатил тебе тем же. Теперь мы квиты. Но скажу тебе только одно, что я не отпущу тебя сейчас же, разве только дашь рыцарское слово, что вернувшись, не скажешь никому ни о наших сборах, ни о силах, одним словом, – ни о чем, что ты здесь видел в Сеча.
– Вижу, что ты только подразнил меня свободой, потому что дать тебе слово я не могу, так как поступил бы тогда как изменник.
– Моя голова и благополучие всего запорожского войска зависят от похода великого гетмана. Если он двинется на нас со всем своим войском, что он и не замедлит сделать, узнав о наших силах, то мы пропали Не удивляйся поэтому, что если ты не хочешь дать слова, то я не отпущу тебя, пока не буду уверен в безопасности. Я знаю, на что иду. Знаю, какая страшная сила против меня: два гетмана, твой грозный князь, который один стоит целого войска, а Заславские, Конецпольские и все эти королевичи, которые заставляют казаков гнуть шеи! Мне много пришлось потрудиться над тем, чтобы усыпить их чуткость, и я не могу теперь тебе позволить пробудить ее. Когда чернь и городские казаки и вообще все притесняемые в свободе и вере перейдут на мою сторону, то Я со своим запорожским войском и с помощью крымского хана справлюсь с неприятелем, так как силы мои будут значительнее. А больше всего я надеюсь на Бога, который видел причиняемые мне обиды и мою невиновность.
Хмельницкий выпил стакан водки и заходил в волнении по избе.
Скшетуский смерил его глазами и с жаром сказал ему:
– Не льсти