порядка, проистекающее опять же из обстоятельства безоговорочной рецепции германской государственно-правовой традиции. Дело в том, что в германской юридической науке само разделение государственного устройства (Staatsverfassung) и государственного управления (Staatsverwaltung) применялось не к государственному праву в строгом смысле этого слова, а ко всему публичному праву. Ввиду этого раздел государственного управления включал в себя все направления управленческой деятельности государства, регулируемые как государственным, так и административным, и финансовым, и так называемым военным, и судебным правом. Вопросы же государственного права в узком смысле слова исчерпывались содержанием отдела государственного устройства. На это прямо указывает профессор Н.О. Куплеваский. Вот что он пишет по этому поводу: «Разделение публичного права или государственного права в обширном смысле на государственное устройство, или государственное право в тесном смысле слова, и государственное управление (выделено мной. – К. К.) – введено в науку немецкими учеными, которые занимались разработкой немецкого положительного права в начале XIX столетия». При этом автор ссылается на работу профессора Круга 1806 г. “Uber Statsverfassung und Staatsverwaltung” 63. Не удивительно, что ту же мысль можно встретить и у профессора Н.М. Коркунова: «Но там (в немецкой науке. – К. К.) если разделяют изложение на учение об устройстве и учение об управлении, то под управлением разумеют всю деятельность государства и потому в учении об управлении излагают все то, что у нас составляет содержание особых курсов полицейского права»64.
Такой подход к определению круга отношений, подлежащих регулированию нормами отдела государственного устройства, входил в противоречие с уже оформившимся к тому времени в отечественной юридической науке размежеванием отраслей публично-правового цикла. Содержательные пересечения становятся очевидными, если указать хотя бы на то, что в университетах в качестве основного курса читалось полицейское право.65
Однако ввиду методологического дефицита данная проблема до 1860-х гг. оставалась вне поля зрения ученых. Думается, именно по этой причине расширительного понимания система Дюгамеля в германском исполнении так хорошо «ужилась», наложилась на систему Свода, заключавшую в себе исчерпывающий публичноправовой нормативный состав. По этой же причине законоучитель М.М. Сперанского 1845 г.66 и ряд подобных книг других упоминавшихся нами авторов-«законоискусников», изданных до Свода, относились профессорами Н.М. Коркуновым67, А.В. РомановичемСлаватинским68 и другими к литературе по государственному праву. Именно поэтому в качестве исторически первого варианта системы русского государственного права Н.М. Коркунов называет не систему Дюгамеля, а систему Свода законов69. И все это только потому, что до И.А. Андреевского под государственным правом, подобно немецкой науке, разумелось все публичное право. Вот главный камень