и начнём уже то, зачем собрались? Я сюда не развлекаться пришёл, у меня дел по горло!
– А что ты такой кислый, Аякс? – подмигнул я, усаживаясь напротив. – Не любишь, когда твой помощник оказывается в центре внимания? Или завидуешь, что тебе император лично обед не накладывает?
Я знал, что провоцирую его, но иногда Пападакиса нужно было встряхнуть.
– Да какой из него помощник! – хмыкнул Пападакис, осушая бокал одним глотком и тут же наливая ещё. – Только и умеет, что краснеть да молчать, как курсант на выволочке! Ошибка это, Александр Иванович, брать его на совет – никакого с него толку! Лучше бы взяли любого механика с нижней палубы, у тех хоть мозги имеются…
Рубан, слыша, что говорят про него, снова вскочил и тут же опустил взгляд в пол, словно надеялся провалиться сквозь металлические пластины прямо в открытый космос. Его уши пылали, как два маяка.
– Я… я действительно крайне мало смыслю в стратегии, господин контр-адмирал, – выдавил лейтенант, теребя край рукава. – Капитан Пападакис прав, я… я больше по обеспечению и сопровождению специализируюсь…
Его голос сейчас звучал как-то по-детски жалобно.
– Да сиди ты уже, лейтенант, – перебил я, хлопнув его по плечу так, что он плюхнулся обратно на стул. – Никто от тебя стратегий не ждёт. Но ты пятый по старшинству офицер на этом корабле после меня, капитана-командора Романовой, полковника Дорохова и Аякса, так что без тебя военный совет будет не полным.
Я говорил искренне и чувствовал что лейтенант Рубан был из тех, кто никогда не предаст, даже если шансы будут один к миллиону. Таких офицеров теперь не найти.
– Я согласна с контр-адмиралом, – Таисия кивнула Рубану, и её улыбка осветила столовую ярче корабельных ламп. – Вы преданы дому Романовых и своей присяге, господин лейтенант, а это главное. Преданность сейчас – редкость более ценная, чем стратегический гений.
Рубан замер, его глаза расширились, будто ему вручили высший орден Российской Империи. В его взгляде читалось такое благоговение перед княжной, что я невольно улыбнулся. Таисия всегда умела одним словом залечить раны, которые другие наносили целыми тирадами.
Иван Константинович тоже довольный произведённым эффектом, подвинул Рубану полную тарелку, с которой соус почти переливался через край. Пападакис закатил глаза к потолку, но, к моему удивлению, промолчал, уткнувшись в свой стакан с рубиновой жидкостью.
Я обвёл взглядом стол, ощущая, как тепло этой странной команды разгоняет холод сомнений после всех этих перипетий, что случились с нами за последнюю неделю.
– Ну, раз все в сборе и трапеза начата, давайте к делу, – сказал я, постучав пальцем по столу. – Контейнер с империалами у нас, но что дальше? Куда двигаться? У кого есть мысли?
Пападакис оторвался от выпивки и задал неожиданный для меня вопрос.
– А что с Зубовым? – спросил он, наклоняясь вперёд. – До сих пор в толк не возьму, почему он мадьяр Кантор как баранов вырезал прямо у нашего контейнера,