Теперь Амма это знает.
Бриттани поворачивается, почувствовав приближение подруги, и вытирает лицо.
– Прости, – тут же произносит она, но Амма пожимает плечами.
– Ты уже извинялась. Но по-французски, так что, думаю, это не считается.
Бриттани издает сдавленный смешок, прежде чем застонать и запустить руки в волосы.
– Боже, – вздыхает она, – неужели я буду плакать все время в нашем путешествии по Европе?
– Имеешь полное право. – Амма подходит ближе и обнимает Бриттани за плечи. Ночь теплая, но ее тело ледяное, и она слегка дрожит, когда прижимается к Амме.
– Я думала, все наладится, – сокрушается она тихо, и Амма чувствует, как у нее самой сжимается горло.
Она не похожа на Бриттани – плакать не умеет, но, похоже, слезы ничуть не спасают ситуацию. Они не позволяют испытать облегчение или успокоение, только усталость и стыд, будто Бриттани поддалась чему-то, чему не должна была. Слезы – скорее искупление вины, чем очищающий катарсис.
– Так и будет, – заверяет она Бриттани. – Ведь это только вторая неделя. Тебе надо дать себе время.
Бриттани отходит от девушки, проводя рукой по лицу.
– Говоришь как доктор Амин.
Амма знает это и отчасти ненавидит себя, но в такие моменты в ее голове звучит голос наставника в их группе скорби.
«Нужно время».
«Твои чувства не плохие».
«Всегда будет “до” и “после”. Надо только научиться жить в этом “после”».
Последняя фраза понравилось Бриттани больше всего. На внутренней стороне запястья у нее теперь вытатуировано слово «После», слегка скрытое браслетами из бисера, которые она сейчас носит. Она сделала татуировку как раз перед тем, как девушки отправились в путешествие, как обещание, что она снова станет наслаждаться жизнью.
В этом и заключалась суть их поездки в Европу: увидеть что-то новое, исследовать новые места и укрепить быстро возникшую между Бриттани и Аммой связь новыми воспоминаниями. В противном случае они дружили бы только потому, что обе пережили одно и то же ужасное событие. Они хотели стать подругами, потому что выбрали друг друга. Они хотели, чтобы у них была история, которую они могли бы рассказать другим, которая не заставляла бы людей морщиться, округлять глаза или поджимать губы от сочувствия или, что еще хуже, жалости.
«Мы скажем людям, что познакомились в университете, – решила Бриттани. – Мы сразу стали лучшими подругами».
«На паре по истории, – добавила Амма. – Или, может быть, в женском клубе. В выпускном классе мы ходили в поход».
Иллюзия казалась такой близкой, иллюзия жизни, полной развлечений… Иллюзия, ставшая зеркальной версией их прежнего мира, где они были нормальными.
В настоящем Амма снова обнимает Бриттани, обхватывая ее руками.
– Завтра станет лучше, – обещает она.
Бриттани практически отталкивает Амму и возмущенно произносит:
– Господи, ты что,