я окидываю его взглядом и гадаю, куда пошел тот мужчина и кто он вообще. Я всегда хорошо чувствую людей, и от этого человека мне не по себе. По-моему, он меня узнал.
А сейчас, думая об этом, я понимаю, что мне было как-то не по себе с того момента, как мы вошли в эту гостиницу и даже раньше, так что, наверно, дело не только в мужчине.
Я не могу сказать, в чем причина, может, в самом месте или в гостинице: на фотографиях она казалась такой изысканной, а в действительности здесь атмосфера холодная и неуютная. Лея права: среди этих высоких бетонных стен человеку нехорошо. А может, мои чувства вызваны тем, что я снова среди родни и ощущаю, как воспоминания, которые мне хотелось стереть из памяти, грозят вырваться на поверхность.
Ирма, сотрудница гостиницы
Погода портится; в окнах кафетерия воет ветер. Моря отсюда не видно, но мне кажется – оно сейчас темное, и волны в белой пене. Я вижу, как за окном чайки нарезают круги в воздухе. Наверно, они что-то нашли на лавовом поле: мышку или птичку. Однажды я застала их за тем, как они терзали дохлую норку.
Я пристально всматриваюсь в лавовое поле, но не вижу ничего, что могло привлечь внимание чаек. В тот день, когда я сюда приехала, я видела лисицу: она стояла передними лапами на камне и смотрела на меня. Ее мех был серым с белыми пятнами: она меняла зимнюю шубку на летнюю.
Я наливаю в кружку кипятка и грею о нее пальцы. Небольшая передышка – пока постояльцы не вернулись с прогулки, пока не надо готовить зал для банкета.
– А что это ты пьешь?
Мне даже не надо оборачиваться, чтоб понять, что это Элиса.
– Чай, – отвечаю я. – Мятный.
Элиса садится напротив и наблюдает за мной. Я привыкла, что она не спускает с меня испытующих глаз. И не обращаю на это внимания.
– А когда ты снова домой? – спрашивает Элиса.
– Домой?
– Ну, туда, где ты раньше жила. – Элиса сметает крошки со стола в кучку. – Ведь здесь, в гостинице, никто долго не живет. Рано или поздно все разъезжаются по домам.
Элиса сама не подозревает, насколько глубоко затронула личную тему. Для меня слово «дом» имеет так много разных значений! Наверно, поэтому я столько лет и была такая потеряная, как бездомная кошка.
В городе я сменила шесть квартир, всегда снимала, никогда не могла накопить денег. Жила от зарплаты до зарплаты и едва сводила концы с концами.
Когда я думаю о «доме», то вспоминаю ту квартиру, в которой дольше всего жила с мамой – ту, с двумя спальнями, в многоэтажном доме. Ребенком я была счастлива – и это странно, ведь сейчас я понимаю, что жили мы плохо. По крайней мере, если сравнивать с тем, что сейчас входит в понятие «жить хорошо». Мы были небогаты, но я не помню, чтоб от того я была несчастна, – разве что потом, когда я достаточно подросла, чтоб понять это.
Порой я думаю, что дело было не в маме, а в учителях и ребятах в школе. Я не задумывалась, какая на мне одежда, пока одноклассники не стали из-за нее дразнить. Я никогда не сомневалась в маме, пока не подросла и не познакомилась с семьями, где царил порядок, все было по полочкам,