5. Паскудное племя
Когда-то в детстве она искренне верила, что есть такие спины, за которыми можно спрятаться от всего на свете. Задержать дыхание, закрыть глаза и не смотреть, как нескончаемой чередой мчится вокруг беспокойный, пугающий мир. Уткнуться в любимую ямку меж лопаток, греть об нее лоб, вдыхать родной запах и ни о чем не думать. Знать, что тебя никогда не дадут в обиду. Теперь осталась лишь одна спина – своя. И та давно не расправляла плеч от навалившегося груза.
Было время, когда за Охотником водилось имя. Водилась и семья с хозяйством: жена, сын, толика серебра на дне сундука, сосновый сруб, старый сад, клочок земли и несколько голов овец. Чин по чину. Жил Охотник скромно да припеваючи, в покое и радости, но одним днем постучала в дверь беда-злодейка. Хворь прошлась по землям. Косарем заправским косила она жизнь за жизнью. Занемог охотников сын. Качали седовласыми головами лекари. Разводили морщинистыми руками травницы. Нет у них управы от немочи той. Снадобье заморское слыхивали, есть. Да не по карману дырявому оно дюжинному Охотнику! Но коль достаточно отчаялся, то можно и судьбу испытать. Иди-ка ты к развалинам старого храма. Сыщи тварь людскому взору невиданную, скрытому народцу служивую, да загадывай желание. Чай, свезет и хворь отступит!
Накинул Охотник единственную твидовую куртку с заплатками на локтях, взял ружье старое, но верное, и отправился в путь-дорогу на поиски дичи чу́дной. Сыскал. Не исполнила та дичь его желаний. Зато исполнило снадобье заморское, купленное с продажи жемчужного рога твари сей чудесной. Пошел сын на поправку. Пошел и смекалистый Охотник за новой дичью.
Сладостна песнь русалок. А кило чешуи с их хвостов даруют сладость изысканных вин. Баска́я44 шкура у Арысь-поля45 – и жене не срамно в шубе новой, пред бабами соседскими щегольнуть. Изловленный татцельвурм46 – работников в подспорье нанять не грех. Мешок крыльев фей – блеют овцы брудастые в овчарне.
Некогда сруб малый рос вширь и ввысь. Сундук полнился звонкими монетами, а стены – охотничьими трофеями. По пятам ступала и слава. Все меньше Охотник бывал дома и все чаще пропадал, промышляя отстрелом народца скрытого. Истреблял фейри и не примечал, как меньше человека оставалось в нем самом. Так они и сошлись: тот, в ком жила тварь, и та, кто жила в твари.
↟ ↟ ↟
Охотник, черноволосый и чернобородый детина, схожий чем-то с капитаном дальнего плавания, точил нож и незатейливо насвистывал себе в усы.
– Не в тон, – Юшка скривилась. Кислил мотивчик мелодии неспелой ягодой крыжовника на языке. – Лучше бы ты меня уж резать начал, чем распевами своим истязал, мразота небритая. Топчешься на месте, аки тетерев токующий, и все бестолку. Загодя, душегуб разгильдяйский, подготовить орудия пыток не мог, что ли? У меня все четыре ноги затечь успели, пока ты там гоношишься! Болтаюсь тут соплей без дела. Долго еще? Может, подсобить? Глядишь, к закату сдюжим!
Мужик оторвался от занятия своего и с вниманием непритворным окинул фейри взором. Спешить ему было некуда. Как