вооруженных людей работало в районе. Они внимательно, метр за метром прочесывали местность, ища выживших и, главное, подозрительных людей.
Валентин Петрович, начальник отдела особых ситуаций, шёл в одной из них. В его руке тёмным пятном замер пистолет. Приказ был неумолим: «уничтожить всех подозрительных». Они спешили, до «фазы два» осталось меньше семи минут. Споткнувшись о торчащий из земли кусок арматуры, Рябинин еле слышно чертыхнулся.
«Петрович», – прошептал идущий рядом боец и положил ему руку на плечо.
Из-за угла дымящегося разрушенного дома шёл нетвердой, но совершенно спокойной походкой мужчина средних лет. Неумело насвистывая одному ему понятную песенку, он беззаботно размахивал подобранной где-то кривой палкой.
– Добрый человек, вы из Москвы? – быстро поравнявшись с ним, прямо спросил Рябинин, вцепившись глазами в лицо незнакомца, – паспорт есть?
– «И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева…», – резко сменив мелодию, неумело запел прохожий и, закинув голову, посмотрел в затянутое серыми облаками ночное небо. Застыв на секунду, он прекратил петь и опустил тяжёлый невидящий взгляд на Рябинина.
Тот вздернул руку и молча выстрелил рок-исполнителю прямо в лицо. Брызнула во все стороны кровь, и тело мужчины мешком рухнуло наземь.
– Идиот, – непонятно на кого в сердцах выругался начальник особого отдела и с досадой сунул оружие в кобуру.
Полковник Рябинин не был сентиментален. Он никогда не ощущал так свойственную многим людям потребность в каких-то обязательных и важных заключительных словах, на любом слове мог легко прекратить даже самый пылкий и возбужденный монолог и, как ни в чем ни бывало, спокойно сменить тему… или начать убивать.
Да, эта часть его жизни проходила в каком-то полубессознательном состоянии. В этот момент полковник не думал ни о чем. Многим его молчание дорого стоило. Для врага он был непредсказуем и страшен. Бил всегда без подготовки, без замаха, с ближней руки и одновременно шагая напролом, не давая возможности опомниться и перегруппироваться. При этом ни один мускул на его лице не приходил в движение. Он был безмятежен и, казалось, даже как-то рассеян. Ни гнева, ни раздражения, ничего… Только еле уловимая дрожь, словно рябь на воде в закипающем чайнике.
Наручные часы осторожно пискнули.
– Фаза два, – тут же громко и отчётливо проговорил Рябинин в микрофон рации на плече.
«Другой» явился в образе мужчины средних лет с чуть вьющимися нестриженными волосами. Этот типаж всегда настраивал людей на нужный лад. На вид он был худощав и слегка изможден, что выгодно определяло его как человека волевого и «духовного».
Выбравшись из своего укрытия, Кенша-Тогур отряхнул пыль с серой и неброской тоненькой курточки, заправил в штаны выскочившие полы белой полотняной рубахи и, оставшись доволен, не спеша тронулся в путь. Он знал, что нет необходимости торопиться сообщить людям о своём