излишеств в виде лепнины или колоннад. Серая скала под серым осенним небом.
А на плацу проходили военные учения: маршировали колонны гренадёров; кавалерия упражнялась в построениях; егеря отрабатывали штыковую атаку.
Карета резко остановилась. Панин сам распахнул дверцу, не дожидаясь лакея, и выпрыгнул наружу. Вслед за ним и я. Сделал все в точности, как велел мой спутник. Мы склонились в глубоком реверансе перед кучкой людей в темной военной форме, скроенной на прусский манер. Фрачные сюртуки с длинными фалдами, белые лосины, высокие ботфорты, треугольные шляпы.
– Панин! – высоким голосом, произнёс самый маленький офицер. Что-то комичное было в его фигуре. Тщедушный. Темно-синий мундир делал его ещё меньше. Огромные ботфорты – явно не по ноге. Треуголка с широченными полями. Под ней маленькая голова в напудренном парике. Но во всей одежде был порядок: ни единой складочки, ни пятнышка. Бант на шее сиял белизной. Перчатки на маленьких руках чистые, белоснежные. – Довольно поклонов. Поднимитесь! Рад видеть вас в моих владениях.
– И я безмерно счастлив встречи с вами, Ваше Высочество, – Ответил Панин с притворной радостью.
– Если счастливы, куда же вы так спешили? Мимо хотели проехать? Указа моего не знаете? – подозрительно спросил маленький офицер. Лицо его было неприятное, бледное.
Нос слегка вздёрнут. Глаза глубоко посажены с нездоровыми тенями вокруг.
– Прошу прощения, Ваше Высочество. Я везу важные государственные бумаги, – попытался оправдаться бригадир.
– Какие же? – допытывался офицер. – Неужели до того важные, что вы решили загнать лошадей? Я наблюдал вашу скачку. Так и расшибиться недолго. Наверняка везёте отчёты из Ровно: сколько пороху в погребах, сколько ядер, сколько выбыло рядового состава из-за болезней, сколько рекрутов поступило… и прочую ерунду.
– Вы правы, Ваше Высочество, – вынужден был согласиться Панин.
– А не посадить ли мне вас эдак суток на трое на гауптвахту, да в вахтпараде погонять в строю с гренадёрами? Любите вахтпарады? Прусский шаг знаете?
– Смилуйтесь, Ваше Высочество, – взмолился бригадир Панин. – У вас на гауптвахте трое суток, да потом в Петербурге за опоздание неделю ареста дадут…
– Да бросьте вы, – раздражённо махнул маленькой ручкой, затянутой в белоснежную перчатку, офицер. – В Петербурге вас никто не хватится. В генеральном штабе – полный бардак. Среди офицеров – повальное пьянство. Гвардия распустилась…. Офицеры все по балам да по театрам торчат. Забыли, где плац находится. А это кто с вами? – ткнул он небрежно тростью в мою сторону. – На слугу не похож: со шпагой. Шляхтич? А почему такой чумазый?
– Простите его, Ваше Высочество, – вступился за меня Панин. – Он неделю с Новгородской губернии добирается, на почтовых.
– И что с того? – грозно возразил офицер. – Дворянин в любых обстоятельствах должен выглядеть опрятно. Представьтесь! – потребовал.
– Добров, Семён Иванович, – отчеканил я, как можно