стол из скоблёных досок, на котором лежал большой нож со съеденным лезвием, скамья поменьше, чугунки на выступе печи, ещё что-то… А главное, табуретка, на которой стояло что-то блестящее, похожее на кастрюлю с выпуклой крышкой, какими-то рогами и ручкой, как у мясорубки. За ручку Вовка, немедля, ухватился и попытался её провернуть.
– Не крути, сломаешь! – прикрикнула мать.
– Ничего не сломаю! – огрызнулся Вовка, перестав, однако крутить, но и ручку не отпустив, – а что это? Что?
– Машинка такая, чтобы из молока масло делать.
– А как из молока делать?
– Ну, туда молоко наливают и крутят, и масло от молока отделяется, бабушка потом тебе
покажет.
– Ты покажи!
– У меня ведь молока нет. Это сначала надо коровку подоить, потом молочко процедить, потом только в сепаратор налить.
– А где, где коловка? Как подоить?
– Ну дай отдохнуть, увидишь ещё.
Разговор зашёл в тупик. Вовка нерешительно держался за ручку сепаратора, отец о чём – то разговаривал с Женькой в «зале», и в это время послышался шум открывающихся дверей. В горницу вбежала невысокая черноглазая женщина похожая на цыганку, лет пятидесяти, с проседью в чёрных волосах, в крупных серебряных серьгах – колечках, в длинной цветастой юбке, из-под которой виднелись ноги в вязаных шерстяных носках, обутые в резиновые калоши, в телогрейке – безрукавке поверх ситцевой кофты, с ярким платком, накинутым на плечи. Это была крёстная Вовки, тётя Люба.
– О-ох, ох-ох!.. Ну, прийихалы наконец! А мы-то завтра ждали, на Пасху, думали! А Танькя из району прийихала, прибигла, говорить, ваши прийихалы! – приговаривала нараспев тётя Люба, обнимаясь со всеми по очереди, – Ну, да как вы, как доихалы? Как, крестничек, нравиться у нас у хате? Меня помнишь-то?
Тётя Люба низко наклонилась, приблизив улыбающееся лицо к лицу крестника и положив руку на его голову.
Опешивший от такого напора Вовка, давно отпустивший ручку сепаратора, прижался к матери. Он не любил излишнего внимания к своей особе и вообще не отличался общительностью. Вовку даже в детский сад в полку не смогли определить – он вырвал клок вот таких же чёрных волос у воспитательницы, взявшей его на руки, чтобы мамка смогла ретироваться, а потом, не переставая, орал несколько часов и бродил, закатываясь, у детсадовской ограды, отстояв-таки свою независимость от большого коллектива сверстников. Так и общался до отъезда только с братом да с другом Генкой.
Понемногу разговор вошёл в спокойное русло. Гости сняли верхнюю одёжку, повесив её на длинную самодельную деревянную вешалку, приколоченную у входа. Взрослые и брат, разговаривая, расположились за столом, Вовка же отошёл в сторонку и притронулся ладонями к боку печи, который оказался тёплым. Ладошки немного испачкались мелом, и пришлось быстро отряхнуть их о штаны, на пожарный случай