скрытую угрозу, боясь потерять тот мизер, которым еще обладали.
Кто не мог бороться открыто, тот чинил наветы и доносы, стараясь попасть в поле зрения властей примерным поведением, демонстрируя патриотизм и преданность. Достаточно навета, чтобы обидчик навсегда исчез из поля зрения селян и горожан.
Кто мог сказать Энор, за что с ней поступят так жестоко? Неужели донос состряпал вечно пьяный пастух, у которого случился падеж скота? Или старая соседка, чья корова не смогла отелиться? По чьей милости она оказалась в этом мрачном подземелье, откуда всего лишь два выхода – либо сгнить в этих стенах, либо взойти на костер?
Последнее время костры горели не столь часто. Неужели она повторит судьбу своей бабушки? Меньше всего хотелось проститься с жизнью, будучи объятой беспощадным и всепожирающим пламенем. О ее желаниях никто не спрашивал. На все воля Божья.
Она почувствовала сильное волнение. От страха засосало где-то под ложечкой. Скоро за ней придут. Ей не надо было ничего говорить, она это чувствовала всеми фибрами, загнанной в угол, души.
Энор знала, что ожидание смерти, хуже самой смерти. К чувству страха примешивалось чувство покоя. Оно робким ростком пробивалось из глубины сознания, и с каждой минутой нарастало все больше и больше. Она поняла, что беспокоиться не о чем. Ощущение опасности стало притупляться.
Как она устала за этот бесконечный день! Гудели натруженные от долгой ходьбы ноги. Усталость смыкала веки, и она то и дело проваливалась в спасительную дрему. Она не могла видеть, как по каменным ступеням, в окружении стражников, спускался мужчина, этим вечером сидящий у дороги. Он был в судейской мантии, и горделивая осанка выделяла его среди окружающих.
На волевом лице застыла гримаса брезгливости.
От каменных стен веяло холодом, и затхлый запах сырости бил в нос. Горящие факелы освещали путь в мрачное подземелье. Изредка доносились приглушенные крики и мольба о помощи. Судья не обращал внимания на стенания мучеников.
Стражники почтительно уступили судье дорогу, и один из них распахнул перед ним массивную дверь с огромным засовом.
Судья бывал здесь не единожды. К этому обязывала служба. Но сегодня его посещение было сугубо личным делом. Он справился у писаря о женщине, доставленной в подземелье этим вечером. Каково же было его изумление, когда он узнал ее имя! Женщину, обвиняемую в колдовстве, звали именем его дочери. Интересно, кто были ее родители? Он не мог допустить мысли, что ее предки были простолюдинами. Мало кто из знати мог держаться с подобающим достоинством.
На какое-то мгновенье ему показалось, что узница спала. Но она живо встрепенулась, увидев вошедшего незнакомца. Судья молча смотрел на нее. Слова застряли в горле. Страх парализовал. На что он рассчитывал, собираясь поговорить с ней? Не слишком ли опрометчиво вести беседу с узницей в застенках старого замка, где даже у стен есть уши? Не ровен час, его самого обвинят в связях с нечистой силой. Он подошел к женщине, и со всей силы ударил ее по лицу, да