сбывались мечты
и деньги были и ты,
хотел другой высоты,
но снились ночью кресты.
Сел как аскет на посты,
но разболтались винты,
вен повставали мосты,
лег ход болезни в листы.
Господь, ответь, что со мной?
Ждет исцеленья больной!
Но мне так мало одной,
наживы жжет меня зной.
Но боль сильнее весной,
мой бред оттянут луной.
Где тот юнец заводной,
что был недавно лишь мной?
«Выкрутасы зимы так бледны и не новы!»
Выкрутасы зимы так бледны и не новы!
Для подобных интриг уже нету основы.
За углом притаилась девчонка-весна,
в ней нахальства и хитрости – будьте здоровы!
Те одежды, что раньше так душу нам грели,
если мягко сказать, нам уже надоели.
Наши шубы в шкафу дожидается моль,
зубы чьи в предвкушеньи наживы скрипели,
когда в окна последние рвались метели,
а над крышами тихо всходила луна.
Жребий брошен, и снегу неделя дана,
чтобы тихо растаяв, убраться ручьями.
Чем он станет потом, это все между нами…
Поговорка о новом и старом верна…
В театре жизни
Меня не покидает ощущенье,
что я в театре жизни не актер,
а только зритель, чье мировоззренье
похоже на пятнистый мухомор.
На красном фоне зла белеют пятна
доселе неразгаданных проблем,
и как мне быть всезнающим приятно,
не видя смысла в жизни между тем.
Пускай в ней смысла нет, как такового,
но должен быть единственный закон,
что справедлив для смертного любого,
какого б положенья ни был он.
Но нищие умом живут в хоромах,
заткнув за пояс даже королей,
в театре жизни на себя нескромно
взвалив распределение ролей.
И мне бы не хотелось на подмостках
кривлять шута. Я лучше в зал сойду
и, оборвав костюм в дурацких блестках,
займу свой стул в шестнадцатом ряду.
«Полуженщина, полуребенок…»
Полуженщина, полуребенок,
где ты, щедрая на похвалы?
В лабиринте линялых пеленок
руки те, что так были белы,
то ли в трещинках, то ли в мозолях…
Слышишь музыку медных тазов?
Это дразнит нас юная воля
и тоска неразгаданных снов!
Я зову тебя, не потеряйся
в черной туче семейных проблем.
Прежним именем не называйся,
если ныне довольна ты всем.
Твой малыш – закадычный приятель
погремушек и полных горшков,
неожиданный завоеватель
твоих дней сумасшедших и снов,
то, что мне не случилось увидеть
и, увы, на себе испытать,
он завлек без усилий в обитель
ползунков и плывущих утят.
И подстать этим милым