эту живую торпеду. Семенов с грохотом врезался в стул, заставив капитана отпрыгнуть в сторону со спинкой в руках.
Сержант сел, потерянно тряся головой. И снова кто-то невидимый внутри него предательски зашептал:
– Брось, сдавайся!
Он опять тряхнул головой – теперь уже упрямо – и встал, сжимая в каждой руке по ножке от стула. В умелых руках это было страшным оружием. Это, конечно, были не нунчаки, которыми Семенов владел виртуозно, но и они удлинили руки сержанта на целых полметра. Он теперь подступал к девушке осторожно; палки в его руках не останавливались, сплетая сложную вязь, которую, казалось, пробить голыми руками невозможно.
Генерал бросил взгляд на тренера. Майор сидел совершенно невозмутимо и, кажется, даже немного улыбался. Крупина тем временем кружила по залу и отступала от деревянного оружия, которое все резче, уже со свистом рассекало воздух. Наконец она решила, что зрители достаточно завелись, и остановилась. А сержант не смог бы остановиться, даже если бы захотел. В зале дважды громко треснуло – после того, как ножки поочередно обрушились на девичьи руки. Отделение испуганно замолчало. Даже Емельянов поверил, что это хрустели человеческие кости.
Но уже через секунду на пол шлепнулись обломки ножек, укоротившихся больше, чем на половину. А руки Крупиной вытянули у сержанта их остатки. Семенов практически не сопротивлялся. Эти обломки тоже громко упали на деревянный пол, а крепкий кулачок внешне не сильно ткнулся в промокшую от пота майку Семенова. Тот отскочил назад на несколько шагов, зашипев от боли, а Наталья была уже рядом. И еще один удар потряс его, и снова сержант отскочил. Еще пару таких ударов, и он бы впечатался спиной в стену; если бы не упал раньше.
В тишине громко проскрипел стул под генерал-майором. Он встал и вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб. А потом скомандовал:
– Довольно.
Через неделю начальник подписал приказ о зачислении курсантов на первый курс. Примерно посреди длинного списка, согласно алфавита, своим женским окончанием бросалась в глаза фамилия: «Крупина Наталья Юрьевна».
Глава 3. Подмосковье
Охотники. Последний в жизни спектакль
В большой гостиной богатого подмосковного особняка горел камин. Негромко потрескивали сухие березовые дрова. Двое мужчин сидели, развалившись в креслах. Они протянули ноги к огню – слишком близко, учитывая, что обувь на ногах была дорогой, модельной. Да и весь облик собеседников говорил о богатстве, сытости, уверенности. Однако опытный взгляд смог бы определить, что небрежность, с которой эти люди носили свою шикарную одежду; часы, стоящие целое состояние, которые один из мужчин крутил на пальце, не глядя на них – так вот: эта небрежность была не приобретенной длинной вереницей предков, или хотя бы вдолбленной с детских лет. Хозяин и его гость так же естественно чувствовали бы себя, сидя на корточках