было такое, что, когда воры собираются, ну, как-бы, марафет-марафет. Человек, который до этого никогда не ■■■■■■■, мог ■■■■■■■ там за компанию, курнуть за компанию, а вот ■■■■■■■■ бы не каждый стал. То есть даже те воры, которые употребляли наркотики, они всегда говорили, что это – говно. Это у них было табу такое.
– Вот, расскажи про какие-то яркие случаи.
– Значит дважды я отъезжал, ну ты понял. То есть тогда уже как бы не ■■■■■■■. Завязал, в общем. Но, ноги-то сами идут к Дулевичу, а он говорит: «Будешь?», я говорю: «Нет», а сам руку уже протянул. Он меня ■■■■■■, и мы идем по улице. Это мне уже потом рассказали. Идём мы в центре, 8-го Марта – Вайнера… Старый центр в Свердловске. Это год где-то 1982-й. Доходим до улицы Хохрякова. Оп! – и меня нет! Я так выхожу, вдруг меня раз кто-то по щекам, потом ещё, я так раз, глаза открываю, а надо мной Дулевич наклонился. Наклонился надо мною и говорит: «Дюша, хорош, нахрен. Вставай». Я ему отвечаю: «Что такое?» – потом опять уплываю. А он опять меня он по щекам, та же самая картина. Я про себя думаю, чисто дежавю какое-то. А я же не ■■■■■■■ уже какое-то время, бросил. Ну и организм уже чистый как бы, там уже неделька была ■■■■■■■■. А тут такая же ■■■■, как у всех. Вот мне Дулевич и говорит: «Ты так идешь-идешь-идешь, раз, в асфальт, раз и уже отъехал, мы тебе сразу же начали язык доставать, чтобы ты не задохнулся». «Ты, – говорит – глаза открываешь и говоришь: „Толян, ты чего меня лупишь-то“». На этом вроде бы всё. «Ты встаешь, – говорит – опять разговариваешь-разговариваешь, потом опять – бах! – упал». Так раза три и отъезжал, но потом отошёл. Вот это один раз.
А второй раз это случилось, когда я уже в Сочи приехал, я туда приехал «болеть». Приехали мы на машине, нас тогда ещё арестовали, ну, это отдельное дело. Там, кстати говоря, оно велось целых три года, в Сочи-то. Я был за рулём, мы тогда поехали на машине, да плюс я с собой ■■■■■■ взял понемножку. Вот с этим ■■■■■■■ меня и тормознули. Причем я скрывать не стал, там с нами был такой Петров, опер, и я ему говорю: «Я еду „болеть“, у меня с собой для личного употребления…». Он берёт, оформляет. Вот. Ну, и всё, отобрали у меня ■■■■■■, а меня самого под расписку с Божьей помощью выпустили. То есть, меня попутали тогда с другим человеком, со свердловским тоже, только с другим, по фамилии Шестаков. А у меня брат двоюродный Шестаков, мама – Шестакова. Они говорят: «Ты Шестака знаешь?», а я-то про своего брата подумал, он тоже здесь живет, он мне брат двоюродный. Мастер спорта по боксу. А они имели в виду своего. И вот тот Шестак, кого они имели в виду, он был другом начальника паспортного стола. Вот именно поэтому они меня и выпустили.
Ну, а потом, когда выяснилось, что Шестак не тот, они попытались с меня деньги получить. Я их нахрен послал, но дело даже не в этом. Тогда я не ■■■■■■■ что-то дня три-четыре, просто потому, что ничего не мог найти. Поехал на базар, купил ■■■■■■■■■, вставил двадцать ■■■■■, а это уже убойная ■■■■. Я попытался встать, у меня же в доме были уже все. Жена с ребёнком,