останутся химерами, и прекраснодушные идеологи всегда будут обыграны дальновидными политическими деятелями, использующими их в своих целях и проповедуемый ими интернационал – в своих национальных интересах. В этом отношении Штреземан стоит Талерана[30] с Меттернихом, хотя, конечно, Александр I в моральном и интеллектуальном отношении неизмеримо выше Вильсона, Бриана и прочих иллюминатов и дельцов женевской идеологии и Соединенных Штатов Европы.
Преследуемые Священным союзом строго охранительные начала выражались во внешней политике водворением всюду силой оружия порядка и тишины (принцип интервенций), во внутренней – в беспощадном подавлении всякого рода либерализма, а либерализмом Меттерних считал всякое неугодное ему движение.
Весь трагизм заключался в том, что одна лишь Россия в лице двух венценосных сыновей Императора Павла искренне уверовала в эту метафизику, сделала Священный союз целью своей политики, тогда как для всех других стран он был лишь средством для достижения их частных целей.
Мистицизм Императора Александра I был таким образом умело использован заинтересованными лицами и заинтересованными правительствами в своих собственных целях. В период с 1815 года по 1853 год, примерно в продолжение сорока лет, Россия не имела собственной политики, добровольно отказавшись во имя чуждых ей мистических тезисов и отвлеченной идеологии от своих национальных интересов, своих великодержавных традиций; более того, подчинив эти свои жизненные интересы, принеся их в жертву этой странной метафизике, самому неосуществимому и самому бессмысленному из всех интернационалов интернационалу монархическому.
В 1821 году в Греции вспыхнуло всеобщее восстание против турецкого ига. Башибузуки и египтяне творили неслыханные зверства, стремясь утопить восстание в крови и вырезав на одном лишь острове Хиосе свыше 90 тысяч христиан. Глаза всего мира были устремлены на Россию, глаза всей России – на Государя. Одно лишь слово Императора Всероссийского, посылка кораблей к греческим берегам могли бы спасти десятки, сотни тысяч жизней. Но петербургский кабинет оставался равнодушным к ужасам этой героической, неравной борьбы. Все внимание старшего внука великой Екатерины было устремлено на волнения в германских университетах. Туда слались ноты и ультиматумы, и по этому столь жизненному для России вопросу созывались конгрессы… И на Веронском конгрессе 1823 года Александр I прямо заявил: Я покидаю дело Греции, потому что усмотрел в войне греков революционные признаки времени. Иными словами, восстание греков против своего законного государя – султана – было делом предосудительным и беззаконным. До посылки русского вспомогательного корпуса башибузукам дело, впрочем, не дошло.
Россия покидает свое первое место на Востоке. Англии надлежит воспользоваться этим и занять его, – заметил Каннинг[31]. Так и случилось. Уже в Лондонском договоре 1827 года (посылка Турции ультиматума