«Из сундука моей бабушки…». Сказки, легенды, рассказы. С иллюстрациями Роальда Каптикова
Ночевали тут же, у ключа, а утром поднялись на гору. Прошли эдак версты две, лес кругом. Решили, что нет кругом человеческой души. Стали строить землянки, построили и поехали обратно.
К нашему приезду Денис уже накупил скотины: лошадей, коров, овечек. Всё спрятали в лесу и охраняли свои люди – те, что поедут с нами.
И вот в воскресенье оставили навсегда родное село, где родились, и где схоронены наши матери, отцы, деды, прадеды. Взяв с их могил по горсти земли, мы покинули их навсегда.
Когда приехали на место, то поняли, что попали из полымя да в пекло! Так мы снова попали в кабалу, теперь уже к Денису. Денис сам захотел стать барином. Сначала мы и не догадывались, что будем работать на него. Тогда у меня ещё была жива опроч10 Ефросинья и сын был – Конкой звали, Конафий значит. Мой Конка и сын Дениса Семён – одногодки были. Семён учился, а Конка мой где там… Ведь мне нечем было его учить. Конка только и умел играть на гуслях, да свистеть. Конка мой был больно сильный, куда Семёну до него…
С нами вместе приехал дед Мирон. Из дома они выехали со своей внучкой Марфой, сироткой. У него был сын со снохой, сына забрали в солдаты, он там за царя-батюшку и сложил голову, я так понимаю. Тогда служили четверть века, двадцать пять годов значится… А сноха его Анок умерла при родах Марфы. Так вот у деда Мирона никого не было, кроме внучки. Когда мы сюда приехали, Марфе тогда годков эдак тринадцать-четырнадцать было, может и больше, а может и меньше – кто знает. Марфа была смышленая: умела прясть, вязать, ткать. Сама шила всё себе и деду. А уж красавица была!.. Если бы одеть её в царские наряды, то лучше, чем царица была бы.
Землянки у нас с Мироном были рядом. Я к ним часто заходил. Дед Мирон что-нибудь мастерил или плел лапти, а Марфа пряла или вязала. Бывало, спросит у деда: «Пещатай11, расскажи мне про маму и тятю». И дед Мирон начинал рассказ, не спеша. Он, наверное, раз сто говорил про это, а мне всё равно интересно слушать.
«Отца и мать ты, внучка, не знаешь! Мать твоя Анок, надо сказать, была первая красавица на всё село. Да и отец твой, мой сын Очан, тоже был хороший, подстать матери. Тебя внучка ещё и на свете не было, когда отца твоего отдали в солдаты. А мать твоя Анок, царство ей небесное, ждала сына. Отец, когда уходил, сказал: «Когда я вернусь – сын мой будет в солдатах, а сына, – сказал Очан жене, – назови Антоном». А сам не вернулся. Только всё вышло не так, как хотели твои отец и мать: родился не сын, а ты, внучка. Мать твоя тоже не узнала, кого родила: долго мучилась и была еле жива. Только ты народилась, внучка, бабка-повитуха не успела обрезать пупок, как мать твоя отдала Богу душу. «А что такая душа, пещатай?» И дед Мирон начинал объяснять…
Мы почти всё время работали на Дениса: рубили лес, корчевали пни, драли лыко, плели лапти, драли и мочало, рвали мох – строить дом для Дениса. Делали всё, что мы умели, а что не умели – нас учили (правду сказать – заставляли). За то он нам давал муки и соли. Писать, читать мы не умели – ставили палец, чем-то черным намазанный, а палец лепили туда, где Денис что-то писал. Так значится, всё делали для