эту милость его! Радуйся своим земным страданиям, брат мой! Принимай их как великое благо, как бесценный дар Божий! И восхваляй Господа за милость Его и за любовь Его к тебе! Добро пожаловать Домой, брат мой!». Так молвил старец, и растворился в сверкающей дымке. И в миг этот произошло великое перерожденье моё: я снова уверовал; из зверя, чудовища, я вновь начал обращаться в человека. Медленно и трудно, идёт это обратное превращение, но с пути Домой мне более не свернуть. Всё изменилось для меня в этот миг: страдание перестало быть страданием, оно стало радостью, оно стало счастьем. Я видел твои удивлённые глаза, когда я сказал тебе, что я счастлив. Но это действительно так. Я счастлив, счастлив, как никогда в своей жизни. Я сам иду навстречу страданиям, и потому не страдания они для меня вовсе. Я хочу страдать, как можно больше. Я хочу добавить себе страданий, чтобы успеть за оставшийся мне срок земной жизни, искупить, как можно больше. Я знаю, что всё равно, после смерти не заслужу рая, но я хочу попасть хотя бы в чистилище, чтобы там завершить своё искупленье. Чем больше я успею очиститься здесь, тем меньше останется на посмертие. Поэтому смысл моей жизни сейчас и до её окончания – искупление. И я реализую этот смысл нынче на полную. А знать смысл своей жизни и воплощать его в полную силу – не в этом ли высшее человеческое счастье?
Ширш умолк. Молчал и Тим. Множество мыслей, порождённых услышанным повествованием, роились в его голове. Наконец, он спросил:
– Ширш, а что бы ты изменил в своей жизни, если бы произошло чудо, и тебе бы удалось выбраться отсюда?
– Я бы изменил всё, – не задумываясь, ответил Ширш. – Я продал бы всё своё имущество, и на все деньги построил бы бесплатные больницы, школы и приюты для осиротевших детей и одиноких брошенных старцев. Сам же удалился бы в монастырь, и до самой смерти, в убогой, тесной и тёмной монашеской келье, замаливал бы свои грехи.
– Ты сказал мне о том, что смысл твоей жизни – страдания во имя искупления, что цель твоя вобрать, как можно больше страданий, дабы искупить больше грехов при жизни своей земной. Ты говорил мне о том, что муки, претерпеваемые узниками самуров, во много превосходят муки рабов, в них не находящихся. Так почему же ты тогда не поспособствовал своему попаданию в самур? Ведь ты же мог сообщить Врынуру о своём происхождении, и тебе бы он поверил, несмотря на то, что твоя гербовая печать утеряна, ибо, с его точки зрения, не один разумный человек не будет наговаривать на себя нечто такое, что ещё больше осложнит его участь. Но ты не сделал и не делаешь этого. От чего же?
– Потому-что, о Квалуг, Господь сам выбирает пути нашего искупления. Если бы он пожелал, чтобы я искупал грехи свои тяжкие в самурах, я бы, несомненно, оказался в них. И эта возможность была, как раз, наиболее вероятной. Но произошло по-другому. В плену у пиратов я оказался отдельно от команды. Когда я пытался договориться с пиратами о выкупе, они не поверили мне. Наконец, мне подвернулся добрый человек, который предупредил меня о