узнать, для чего они нас моют, Квалуг! – сказал Ширш со злодейской улыбкой. – Запомни: ни одно из тех животных, что сидят на вёслах, включая нас с тобой, обезьяна, здесь в гальюн не водят! Гальюн – он для них, для людей. А мы, животные, все справляем тут нужду под себя! И малую, и большую. Ты думаешь почему так воняет тряпьё сдохшей обезьяны, которое дали тебе, дабы ты хоть чуть-чуть смог прикрыть свой срам? А? Ха-ха-ха-ха! (Ширш снова загоготал своим ужасным смехом.) Теперь ты понял… Ха-ха-ха… Понял зачем они нас обдают водой два раза за сутки? Не для того, чтоб охладить наши горячие тела. И даже не для того, чтобы сделать нас чистыми. Они делают это только для того, чтобы им от нас не воняло! Ха-ха-ха! – продолжал говорить Ширш, давясь от смеха, – дружище, Квалуг, опоржнись, не мучь себя! Ха-ха-ха! Привыкай. Привыкай к тому, что ты – животное! Ха-ха-ха!
Ширш ещё долго исходил своим истерическим смехом. Потом затих и долго молчал. Молчал до самой темноты. Молчал и Тим. «Ароб!» – снова прокричал гигант. Невольники подняли вёсла.
– Пять часов на сон, – сказал Ширш.
Спать рабам полагалось на своих местах. Им даже не ослабляли привязь на ногах, кольца кандалов на щиколотках жёстко крепились к балке, проходящей под скамьёй. Те, кто был высокого роста, и соответственно, обладал более длинными ногами, мог откинуться назад. Тогда спина их, а точнее, плечи, могли лежать на полу позади скамьи, ноги же были перекинуты через неё. Спать в таком положении было неудобно, но, по крайней мере, у них был какой-то выбор. Хуже приходилось людям среднего и невысокого роста. Длинна их ног не позволяла им откинуться назад, плечи не доставали до пола. Поэтому спать им приходилось либо сидя, постоянно валясь на бок, и просыпаясь от боли в сдавливаемых кандалами лодыжках, жёстко прикрученных к балке внизу, либо в согбенном положении, когда колени стоят на полу, туловище лежит на них, а лоб упирается в землю. Перепробовав все способы, Тим выбрал последний.
Ужина рабам не полагалось, зато их снова помыли. На этот раз сие действо не доставляло никакого удовольствия, напротив, это было весьма неприятным – быть облитым холодной водой в прохладной и ветреной ночи.
Несмотря на ужасное утомление, Тим долго не мог забыться даже неким подобием дремоты. Мешали до крайности неудобная поза и боль в сломанном ребре, от которой было трудно дышать. Между тем Ширш и другие невольники, почти мгновенно заснули, сигнализируя об этом, раздающимся со всех сторон храпом. «Ничего, и я скоро привыкну, – подумал Тим, – хотя, с другой стороны, как жутко и нелепо привыкать к такому!»
В предрассветный час рабов разбудили грубые крики и удары бичей. Потом был, с позволения сказать, завтрак, состоящей из той же самой похлёбки с тараканами и кружки, пахнущей тиной, воды. «Дарба!» – рявкнул гигант и забил в барабан. Рабы принялись за работу. Галера стала набирать ход.
– Послушай, Ширш, – сказал Тим, – а что ты там говорил мне о том, что, дескать, я – несчастнейший из несчастнейших, о том, что на галере ещё хорошо, по сравнению с тем, что ждёт меня в Бусвире, о том, что там я сильно пожалею по поводу того, что меня не сожрал Сап?
– Ах,