царей тех окрестных царств, что все еще оставались независимыми. Но даже все вместе они не могли выставить в противовес Риму достаточные силы.
Если Антоний собирался переметнуться, они не смогли бы сопротивляться дольше нескольких жалких месяцев.
На удивление, Еврикрат справился со своей задачей быстро. Уже следующим утром, он, к огромному удивлению Клеопатры, встретил ее на пороге покоев. Будучи одним из немногих придворных, которым было позволено входить во внутренние помещения дворца, он всегда активно пользовался этой привилегией.
– Все готово, моя царица. Как и обещал, в лучшем виде, – с коварной улыбкой сообщил Еврикрат и театральным жестом приподнял край ткани, что закрывала его ношу.
Голова. Черноволосая, голубоглазая голова. Пусть смерть и искажала черты лица, не узнать Квинта Педия было невозможно.
– Отлично. И что же с ним случилось? – спросила Клеопатра, вздернув брови в притворном удивлении.
Еврикрат с легкостью подыграл ей:
– О, несчастный случай. Перебрал вечером в кабаке, полез в драку, один на толпу. Ну а дальше сама понимаешь.
– Никто никого не видел и ничего не запомнил, я надеюсь? – заговорщически спросила она.
– Обижаешь. Конечно же нет, – Еврикрит скривился в притворном неудовольствии и накрыл голову тканью снова. Правильно. Даже здесь, в безопасности ее покоев, рисковать не стоило.
Желание разносить слухи не было чуждо даже рабам.
– Отлично. Что насчет моей второй просьбы?
– Вот, – Еврикрат, ловко перехватив свою ношу, вынул свободной рукой из-за пояса свиток и протянул ей.
Отлично. Просто отлично.
– Спасибо, – кивнула ему Клеопатра, – Можешь быть свободен.
Не прекращая улыбаться, Еврикрат слегка склонился в поклоне, но уходить не спешил.
– А… эм… – недоуменно покосившись на голову, неопределенно промычал он, – С этим что делать?
– Скормите крокодилам, – равнодушно отрезала Клеопатра.
Если тебе нужно кого-то убрать так, чтобы его тело никогда не нашли – скормить крокодилам верное средство.
Ради этого письма Клеопатра отложила все дела, разослала рабов уведомить ожидающих приема о том, что она задержится на неопределенное время и даже отмахнулась от рабыни, которая прибежала к ней и сообщила, что Птолемей снова закатил истерику и требует маму.
У нее не было на это времени. Возможно, сейчас решалась судьба всего их государства. И уж совершенно точно –судьба ее самой и ее сына. Двоих сыновей – маленького Птолемея, и еще нерожденного мальчика.
Пока она разворачивала папирус, ее сердце пропустило несколько ударов.
Гай Цезарь Марку Антонию
Что? – пронеслось у нее в голове, а глаза уже бежали дальше по строчкам. Ровным строчкам латинского текста, написанным знакомым почерком из прошлого.
Марк, я понимаю, в это сложно, практически невозможно поверить, но я жив. Как так вышло – расскажу при личной, – надеюсь, скорой, – встрече. Сам понимаешь опасность.
К