трудовые – ничем он больше в деревне не занимался, ничем другим похвастаться не может.
Хотя, если по сусекам поскрести…
– С деревом работаю ладно, хозяйка, – заявляет Вран, решив играть по-крупному. – Хоть топор мне в руки дай, хоть нож – всё, что нужно, сделаю, да так, что к другим больше не захотите обращаться. Кожу любую выделать могу, что сапоги придумать, что плащ зимний – а ещё…
А ещё, ещё, ещё… Топор Вран в руках только тогда держал, когда силком ему древко впихивали, нож в основном от скуки в стену избы кидал, шкуры звериные пару раз видел, как вымачивают, да чуть от вони всё нутро его не вывернуло. Заканчиваются у Врана даже воображаемые занятия – но продолжать же надо как-то?
– …со скотом я домашним всегда на короткой ноге, любит меня животина, всегда слушается, – находится он, честно женщине в глаза глядя. – Догадываюсь, нет у вас скота, скорее всего – вот и начнём, может? Вы мне курочку с петушком приведите, я вмиг сделаю, чтобы скоро у вас десять курочек с петушками ходили. Вы мне корову найдите – столько молока с простоквашей у вас будет, что ни в одном ручье столько воды не вычерпаете. Вы мне…
– Жар-птицу поймайте, а я с неё перья соберу, – продолжает женщина насмешливо.
– Запросто, хозяйка, – кивает Вран. – Всё, что попросите.
Закатывает глаза парень вечно недовольный, улыбается Бая, всё потолком земляным любуясь. Только вторая девушка никак на слова Врана не реагирует – скучающе она на него всё это время смотрит, равнодушно, словно дождаться не может, когда же всё это наконец закончится.
– Всё, что попрошу? – прищуривается женщина.
– Да, – твёрдо Вран отвечает.
И приближается вдруг к нему женщина стремительно, так, что плащ её в воздухе чёрным крылом вздымается, и вплотную к нему оказывается, и с трудом Вран шаг назад не делает – слишком уж внимательно она ему в глаза своими вперяется, слишком уж нехороший огонёк в них появляется.
– Никогда таких обещаний незнакомцам не давай, Вран из Сухолесья, – чеканит она, пальцем под подбородок ему упираясь и вверх его голову запрокидывая. – Ни имени ты моего не знаешь, ни часа ты со мной не знаком, а уже чуть ли не в службе верной мне клянёшься. Просьбы и помощь – вещи важные, друг от друга неотделимые, да только один дурак другого о глупости несусветной попросит, и вместе они дурь свою до конца жизни расхлёбывать будут, а то и после смерти. Нет у вас таких историй?
– Ну я не думаю, что вы… – бормочет Вран.
И чуть кое-что совсем неуместное не ляпает.
– …дура? – подсказывает ему женщина.
Да, именно это.
– …о глупостях меня просить будете.
– Глупость уже дочь моя старшая совершила, – говорит женщина, туда-сюда, влево-вправо голову Врана за подбородок поворачивая. – Обратился к ней за помощью мальчишка деревенский, наплёл с три короба о судьбе своей нелёгкой, а она и рада хвостом махнуть да беды все его несуществующие от него смести. Нет в тебе души второй, Вран из Сухолесья. Не почувствовала её Мора этой ночью,