а может и ты, добрый человек, Богу угодлив, так ради твоей правоты и моя вина выкупилася!
«Да оно, дядя-козел, то, служивый бишь, оно конечно, перед людьми-то может я и прав совсем, да жена-то моя не туда глядит: все меня виноватым становит, все меня да меня бранит; так оно мне и чудно кажется, что ради моей правоты ты-то оправился: где же, кажись, искать правости у виноватого?»
– А разве твоя хозяйка-то больно грозна, дядюшка?
«Вот ты какой забывчивой; а не помнишь, как ты, бывши козлом, бывало наровишь овса с горстку унесть из закрома раскрытого, так она бывало тебя цепом иль колом из-за плетня ихлобыснет, глядишь, ты бывало только взвизгнешь да и драла задашь?»
– Да, дядюшка, помню; как забыть; она ведь, случалось, и тебе спуску не дает…
«Ну этого ты, чаю, не прикидывал, ведь она все наровит меня в избе покомшить, так уж оно делать нечего, хоть и больно да не стыдно, бокам не повольно да людям не видно.»
– Так, дядюшка, так; да за чтож, кажись, такое обижательство?.. ведь ты кажется малой доброй и простой…
«Эх, брат, служивый, или козел, как тебя, коль бы ты, чем два-то года козлом быть, хоть бы месяца на три мужем сделаться попробывал, так бы узнал смак в людском житье-бытье; смекнул бы, что часто так прилучается, часто в житейском быту случается: что чем было волу реветь, ан телега скрыпит.»
– Ах дядя, дядя! жаль мне тебя; да тебя глядя я и сам ровно другой стал; прост ты, прост; как не поверить пословице: видно и сзаду что Парфен!
«Нет, это отца звали Парфеном, а меня Парамоном зовут.»
– Я ведь знаю; неужлиж столько у тебя служивши да еще не знать, что ты Парамон Парфенычь!
Ну, думает Парамон, коли знает мое имя и отчество, видно он точно у меня служил! Позадумался и спрашивает:
«Ну что дядя, козел, ай служивый… как тебя велишь чествовать?»
– Да как хоть себе, так и зови, все едино по мне.
«Что же мне с тобой делать теперь?»
– Да нешто: теперь веди позавтракать, а ужо на базар поведешь.
«Как на базар?»
– Чтож делать, я твой холоп, так уж из твоей воли не выступлю; да ты же и деньги платил за меня, так надо тебе их выручить!
«Вот тебе внучка онучки, а бобов не купил,» сказал Парамон ухвативши себя за бороду, «вот тебе какая беда еще делается… вишь, накорми его, служивого, да веди на базар на свою пагубу: и людей честных разгонишь и мне такой нагоняй дадут: да как это можно продавать слугу царского? Да этого николи и во сне не пригрезится, негоде на яву повстречать!.. Дай (так все это размышляет себе Парамон) дай уж я скажу, что-мол так отпущу, уж-мол на продажу не хочу вести!..» и говорит служивому: «ну, ступай, брат, домой! что тебя по базару таскать, ступай с Богом!.. поминай меня Парамона грешного.»
– Пожалуй, если ты уже такой милостивый, я на базар не пойду, изволь; а уж покормить не откажись: ведь ты мой боярин, а я твой холоп, так тебе должно меня и поить и кормить…
«Эко, брат-служивый,