съехала. Сказала, что мне нужно проветрить голову. Не могу там находиться. Не могу спать, зная, что оно дышит рядом, притворяясь человеком.
Я вернул свидетельство, чувствуя необъяснимое отвращение к бумаге, словно она была заражена чем-то невидимым.
– Что вы от меня хотите?
– Я хочу знать, кто это. Что это. Я хочу, чтобы вы раскопали правду. Вы – журналист. Вы умеете искать истину среди лжи.
Я горько усмехнулся.
– Если это правда, что вы говорите, то мы имеем дело не с обычной ложью, миссис Харитонова.
Я задумался, глядя на танец теней на стене.
– Если это розыгрыш, то он довольно жестокий. Если мошенничество – значит, кому-то очень нужны ваши деньги. Но если ни то, ни другое…
Я не стал заканчивать фразу. Некоторые мысли лучше не облекать в слова, особенно в ночи, подобные этой, когда грань между возможным и невозможным кажется опасно тонкой.
Она кивнула, понимая недосказанное.
– Я заплачу вам. Сколько скажете. Больше, чем вы можете попросить.
Я покачал головой.
– Не в деньгах дело.
Хотя, конечно, в деньгах. Всегда в деньгах. Редакция не платила мне уже три месяца, и аренда этой дыры висела на волоске. Но что-то в её взгляде, в этой истории, в самом воздухе, сгустившемся вокруг нас, подсказывало мне, что дело не только в этом. Что я стою на пороге чего-то большего, чем очередной журналистский материал. Чего-то, что может сломать не только карьеру, но и рассудок.
Я взял сигарету, прикурил, наблюдая, как дым извивается в полутьме, складываясь в узоры, похожие на древние, забытые символы.
– Хорошо, – сказал я, выдыхая облако дыма, которое на мгновение приняло форму, напоминающую человеческое лицо с широко раскрытым ртом. – Давайте посмотрим на вашего мертвеца.
Её губы дрогнули, но она промолчала. В её глазах промелькнуло что-то – то ли благодарность, то ли сожаление. Как будто она только что подписала мой смертный приговор.
Когда мы вышли на улицу, дождь закончился, но воздух был тяжелым, насыщенным влагой и электричеством. Луна пробивалась сквозь разрывы в облаках, заливая улицы мертвенно-бледным светом. Лужи на тротуаре казались провалами в иную реальность, а тени от деревьев тянулись к нам, словно жадные пальцы утопленников.
Город дышал вокруг нас – но не как живой организм, а как что-то древнее, пробудившееся от долгого сна, голодное и любопытное. В воздухе висел запах сырости, гнили и чего-то еще… чего-то неправильного. Запах нарушенного порядка вещей. Запах открытой могилы.
И где-то в глубине сознания, в том месте, где рациональность уступает древним инстинктам, я понимал, что переступаю невидимую черту. Что следующий шаг приведет меня туда, откуда нет возврата.
Но я все равно сделал его.
"Я видел много странных вещей за свою жизнь. Пьяных призраков в ночных клубах. Живых мертвецов в государственных кабинетах. Людей, у которых внутри уже давно ничего не осталось. Но я никогда не видел, чтобы покойник открыл мне дверь