рубашку.
– Мне очень жаль, мальчик, – тихо промолвил он. – Я любил твоих родителей. – Он выпустил его из объятий и отстранился на расстояние вытянутой руки. – Но, проклятье, солдат, ты совсем оборзел. Где ты, черт возьми, пропадал?
Рейф ненадолго прикрыл глаза, на него снова навалилась усталость. Теперь он был королем и не должен был ничего объяснять, но в первую очередь он все же оставался солдатом, преданным своим товарищам.
– Капитан сможет ответить на некоторые из твоих вопросов. Но сначала нам нужно…
– Разумеется, – прервал незнакомец, осознав свою ошибку. Он повернулся к солдату, стоявшему рядом: – Нашему королю и его офицерам необходимы ванны и свежая одежда. И подготовленные покои! И… – Его взгляд упал на меня, быть может, впервые обратив внимание на то, что я женщина. – И… – Он неуверенно замялся.
– Полковник Бодин, – вмешался Рейф, – она и была причиной моего отсутствия. – Он оглядел собравшихся, обращаясь теперь не только к полковнику, но и к остальным. – Важной причиной, – добавил он с ноткой суровости. Он вытянул руку в мою сторону. – Позвольте представить вам принцессу Арабеллу, Первую дочь дома Морриган.
Все взгляды обратились на меня, и я почувствовала себя голой, словно очищенная виноградина. Несколько юных солдат подавили смех, но затем все внезапно поняли, что Рейф говорит серьезно. Улыбки исчезли. Капитан Эйзия вытаращился на меня во все глаза, и лицо его раскраснелось, вероятно при воспоминании о каждом бранном слове, сказанным им в адрес Морригана.
Уголок рта полковника Бодина неловко дернулся.
– Она… ваша пленница?
Учитывая обстоятельства, нынешнюю вражду между нашими королевствами и мой жалкий вид, такой вывод был вполне закономерен.
Оррин фыркнул. Свен кашлянул.
– Нет, полковник, – ответил Рейф. – Принцесса Арабелла – ваша будущая королева.
Глава восемнадцатая
Гриз издал низкий рык; Рейф только что узурпировал его заявление. Как только Гриз поднял мою руку перед кланами в Санктуме, для него я стала королевой одного единственного королевства.
Я бросила на него суровый взгляд, и Гриз схватился за бок, поморщившись так, словно это и стало причиной его несвоевременного проявления недовольства. Однако оно потонуло в последовавшей за этим тишине. Взгляды людей буквально душили.
Казалось, сейчас быть венданцем в стенах этого форпоста было гораздо предпочтительнее, чем дерзкой принцессой, бросившей своего драгоценного жениха-принца у алтаря.
Я расправила плечи и подняла подбородок выше, пусть это и обнажило еще несколько колец грязи на моей шее. Мне вдруг стало больно от всех этих попыток, больно за то, что я всегда оставалась не при делах, больно, что, когда Паулина, Берди и Гвинет были рядом и обнимали меня, тесно прижимаясь друг к другу, я была непобедима. Меня захлестнула тоска по сотне утерянных и ушедших вещей, которые я уже не смогу вернуть, включая