с детства привыкшему к городским благам, всё это казалось каким-то диким, первородным и загадочным. Он не понимал, почему местные, не располагая городским комфортом, не жаловались на Судьбу, а напротив – любили её всем сердцем.
Поступая в Гарольдскую академию курьеров, Алвин мечтал о приключениях. Путешествия, новые места, интересные люди, свободный график – все это должно было стать неотъемлемой частью его работы. И оно стало, но только вкупе с ответственностью за чужое имущество, риском быть убитым в каком-нибудь незнакомом глухом лесу и обязанностью укладываться в срок, отведенный на доставку.
Насладившись прохладой, Алвин решил незамедлительно отправиться в путь. Возможно, ему удастся доставить посылку раньше срока и немного насладиться красотами Кумара, о которых он так много слышал от коллег и путешественников. Закрыв ставни, он отряхнул кафтан от соломы, снял с гвоздика красную шляпу и ножны с длинным кинжалом, подобрал со стола свою дорожную сумку и похлопал себя по груди, чтобы проверить сверток.
По спине побежал ток. Лоб мгновенно покрылся холодным потом.
Дрожащей рукой Алвин полез в потайной карман, обшарил его и наткнулся на свое худшее опасение – пустоту.
– «Меня казнят…» – подумал он, бледнея, – «Заморят голодом в темнице, повесят, отрубят голову, а потом четвертуют.»
Он сдернул с плеча сумку и вытряхнул все содержимое на пол, затем снял с себя всю одежду, перетряхнул и обшарил карманы. Ничего.
– «Кровать!»
Отбросив пожитки, он кинулся к лежанке, сдернул покрывало и начал копаться в соломе с таким рвением, что большая её часть разлетелась по комнате.
Сверток не нашелся, и раздосадованный Алвин со всего маху пнул табуретку.
– Уй-я! – Вскрикнул он, подпрыгивая на одной ноге и держась рукой за большой палец, – Сука, да за что мне это всё?!
Стук сердца заглушал мысли. Голова ощущалась тяжелой, как залитый свинцом шар. К горлу приступами подкатывала тошнота, оставляя горький осадок после выпитого накануне эля.
Он поднял табуретку и присел, широко расставив ноги и склонив голову.
«Я точно проверял сверток в зале, когда болтал с трактирщиком. Потом подсел к Моргану, и… мы немного выпили, а потом… выпили еще немного и…»
Воспоминания приходили в виде смазанных фрагментов одной большой картины: кабацкий балаган, громкий смех Моргана, кокетливая улыбка белокурой служанки, дымящаяся трубка, запах свежей травы и щиплющая боль в колене, снова балаган…
«Нужник! Я подскользнулся по пути к нужнику!»
Внезапное озарение подняло Алвина на ноги. Он вскочил с табурета и ринулся в коридор, даже не заперев за собой дверь. Миновав лестницу, он рванул к выходу, чуть не сбив с ног одного из постояльцев. Осмотревшись во дворе, он нашел то место, где вчера поскользнулся, и, встав на четвереньки, начал обшаривать траву вокруг. Предательский дождь усилился, а едва показавшееся солнце скрылось за тучами. Погода окончательно