окружение лишь сплотило ряды за его спиной. «И теперь, – утверждал Киров в отчете о пленуме (08.10.1932) для Ленинградской парторганизации, опубликованном в «Правде», – каждый может видеть, что мы были совершенно правы, что чем дальше мы продвигаемся по пути строительства социализма, тем ярче выступает контрреволюционный характер всяких оппозиционных течений». Рютина осудили на десять лет. Поначалу он отбывал этот срок в тюрьме поблизости от большого уральского села Верхне-Уральск вместе с троцкистами, которых он когда-то осуждал [713]. 7 ноября 1932 года, на 15-ю годовщину революции, в первом из множества тюремных писем Рютина его жене Евдокии он писал, прекрасно понимая, что его переписка будет прочтена властями: «Я живу теперь одной надеждой: партия и ЦК простят в конце концов своего блудного сына». И добавлял: «Тебя не тронут. Я все подписал» [714].
Несчастье в семье
Для человека, строящего новый мир, семейная жизнь Сталина текла непримечательно. Как знали только близкие ему люди, он жил в квартире на втором этаже трехэтажного Потешного дворца, единственного сохранившегося в Кремле боярского дома XVII века, со сводчатыми потолками и печами, топившимися дровами. Сталин спал на диване в крохотной спальне. У Нади была собственная, более просторная комната, с восточным ковром своеобразной расцветки, грузинской тахтой, на которой она разложила вышитые подушки, а также с кроватью, конторкой и письменным столом. Ее окно выходило на примыкавший к Кремлю Александровский сад и живописную Кутафью башню. Между спальнями супругов находилась столовая, «достаточно большая, чтобы там поместился рояль», вспоминала их дочь Светлана. Дальше по коридору размещались спальни Светланы и Василия; вместе со Светланой в ее комнате жила няня, Александра Бычкова. («Если бы эта огромная, добрая печь не грела меня своим ровным постоянным теплом, – впоследствии писала Светлана, – может быть, давно бы я уже сошла с ума» [715].) Василий делил свою спальню с Артемом, носившим прозвище Том (такое же, какое было у его покойного отца). Яков, взрослый сын Сталина от первого брака, уже не жил с ними. В конце того же коридора находились комнаты гувернанток и комната Каролины Тиль, немки из Латвии, исполнявшей в семье обязанности экономки. Дети могли видеть своего отца повсюду – на плакатах и первых полосах газет, – но дома он проводил немного времени.
Большинство посетителей кремлевской квартиры Сталина были должностными лицами режима. У Сталина не было живых братьев и сестер, а его отец давно скончался. Мать Сталина, Кеке, жила одна в Тифлисе; Надя в письмах к ней сожалела о том, что Кеке не может переселиться в Москву из-за холодного климата. В единственном сохранившемся письме Кеке сыну, написанном в 1920-е годы, она желает ему полного уничтожения его врагов [716]. Из тех писем (на грузинском), которые ей посылал Сталин, сохранились 18; в этих коротких посланиях, подписанных «Твой Сосо», он вкратце пишет о своем здоровье и здоровье детей и желает ей здоровья и долголетия [717]. В них он неизменно извиняется