вытерла набежавшую слезу. Ослабленная от разговора, исчерпав уверенную силу, откинулась на спинку скамейки, закрыла глаза. И тотчас же в голове, словно ураган, промелькнули воспоминания, заставив сердце биться от боли.
Сколько ей тогда было – три годика? Маленькая девочка, появившаяся на свет незадолго до войны в обычной белорусской деревне, она хорошо запомнила тот весенний день 1943 года, когда полицаи, прибывшие из соседнего гарнизона, схватили несколько человек, среди которых был её отец.
И никак не вытравить из памяти взгляд Васьки Доброхвалова, молодого парня с белой повязкой на рукаве, который избивал заложников. Вина этих людей была лишь в том, что они жили недалеко от того места, где накануне партизаны разгромили небольшой обоз с отобранными у жителей района продуктами.
Изгаляясь над беззащитными мужчинами, Васька что было силы лупил их деревянной дубиной, быстро вымокшей от крови. Прасковья видела, как он стоял над отцом и долго бил его по голове, по рукам, которыми тот пытался прикрыться. Она орала, плакала, рвалась из маминых рук, чтобы броситься и прикрыть собой полуживого папочку, но мать не давала это сделать, зажимая дочке рот. Иначе Васька в пылу азарта убил бы и её – ребёнка, ставшего в тот день сиротой…
Прасковья схватилась за сердце, пытаясь заглушить огонь, прожигающий его насквозь. Васька… Когда перепачканный кровью и песком отец перестал подавать признаки жизни, полицай под рыдания согнанной толпы и смех карателей прекратил махать своим оружием. Выпрямившись, он вытер рукавом испачканное красными брызгами лицо и взглядом героя окинул сельчан, на секунду задержавшись на девочке, к этому времени безвольно висевшей на маминых руках.
Точно такой же обезумевший от животного азарта взгляд убийцы Прасковья видела на телеэкране у сына. Всего несколько мгновений, но это было так ярко и сильно, что полночи тряслись руки. Муж отпаивал её, побелевшую, валерьянкой, а затем почти силой заставил выпить стакан самогона. Иначе от переживания можно было либо сойти с ума, либо умереть, не в силах второй раз пережить такую чудовищную внутреннюю боль.
После смерти отца Прасковья тяжело заболела – не могла справиться с увиденным. Непрекращающаяся боль преследовала её, не желая уходить и заставляя скрипеть зубами по ночам. Со временем матери удалось выходить девочку, бросившись на поклон к мудрым бабкам, которые готовили какие-то непонятные горькие отвары, клонившие в сон и приносившие короткое облегчение.
Уже повзрослев и выйдя замуж, Прасковья вдруг поняла, что не может иметь детей. Врачи разводили руками, брали кучу анализов, которые показывали, что девушка абсолютно здорова. Хорошо, что муж не бросил её тогда, прекрасно понимая, что продления рода не будет. Как мог поддерживал, возил по врачам, санаториям. И вот уже в зрелом возрасте произошло чудо. Прасковья забеременела и в положенный срок родила мальчика, которого назвала Иваном – в честь погибшего отца.
Сейчас, сидя на старой скамейке, она вновь ощутила ту самую боль, вынырнувшую из далёкого прошлого. Только на этот раз она была во много