положения, а потому его предостережение строится, исходя из общих принципов – ими-то автор и хочет поделиться со зрителем:
По-моему, у всех людей решительно,
И у счастливцев, и у неудачников,
Какой-то свой рубеж есть, поворот судьбы,
И удаются все дела житейские
Счастливцу до тех пор, покуда может он
Своим прекрасным наслаждаться жребием,
Не совершая зла. А не удержится
От зла в хмелю богатства, – и дела его
Пойдут иначе, примут оборот дурной (271–279;
рассуждение продолжается и дальше).
А когда автор хочет высказаться по особенно деликатному вопросу – о жертвоприношении богам, – он, можно сказать, прячется за своего Брюзгу: тот ведь всегда ворчит, вечно недоволен другими, так что его устами можно напомнить о нелепости некоторых общепринятых религиозных практик, когда, например, человеку, приносящему жертву, достается съедобное, а божеству остается несъедобное (448–453).
Как это все охарактеризовать? «Воспитание»? Но это слово подразумевает наличие лица, наделенного авторитетом, с одной стороны, и каких-то несмышленышей – с другой. «Просвещение» тоже не подойдет – это слово принадлежит определенному положению дел в определенной исторической ситуации. Назовем это привычкой говорить о важных вещах, и особенно – стремлением к нравственному и идейному воздействию. Такого рода стремление является одной из характерных черт греческой литературы с самого ее начала, с «Илиады» и «Одиссеи»[8]. Другое дело, что в обществе равных необходимо соблюдать взаимоуважение и благоразумие и не докучать другим поучениями; то, что называется морализаторством, в греческой литературе, как правило, отсутствует. У Менандра стремление к нравственному и идейному воздействию на аудиторию самым непринужденным образом уживается с веселостью и умением выстроить убедительную комедийную фабулу. Он как бы никого не поучает – и тем вернее достигают цели его слова и образы.
Если «Брюзга» – единственная комедия Менандра, дошедшая целиком, то «Щит» сохранился более чем наполовину, «Самиянка» – едва ли не на четыре пятых; еще две комедии представлены обширными связными отрывками; в нашем распоряжении множество цитат из Менандра и немало древних свидетельств и отзывов о нем и его творчестве. Можно уверенно сказать: гуманность Менандра не является исключительным свойством одной комедии, она характерна для его творчества в целом. То, что мы имеем дело не просто с человечностью, но с последовательно продвигаемой гуманистической позицией, древние критики не отметили, а современные исследователи не подчеркнули. Соответственно, не был внятно поставлен вопрос о природе Менандрова гуманизма.
3
Наметить ответ на этот вопрос в наших силах: нам известен год рождения Менандра – 342/341, и мы хотя бы в общих чертах представляем атмосферу, в которой он формировался; между тем большой статистический материал показывает, что типичным образом именно годы формирования определяют мировоззрение выдающегося творца[9].
Вспомним