дохлую рыбу тебе в глотку. – Шаса покраснел от унижения. – Жди своего шанса и сражайся своим оружием и на своих условиях. Сражайся только тогда, когда ты уверен в победе.
Он всесторонне обдумал ее слова.
– Так ты поступила с его отцом? – негромко спросил он, и Сантэн так поразила его проницательность, что она повернулась к нему, и «даймлер» начал подпрыгивать на колеях.
Сантэн быстро справилась с машиной и кивнула.
– Да. Именно так. Понимаешь, мы – Кортни. Нам не нужно махать кулаками. Наше оружие – власть, деньги и влияние. Никто не в состоянии победить нас на нашей земле.
Шаса молчал, усваивая ее слова, потом улыбнулся. Когда он улыбался, он делался очень красивым – красивее отца, и у Сантэн от любви сжалось сердце.
– Я это запомню, – сказал Шаса. – Когда мы с ним встретимся в следующий раз, я вспомню твои слова.
Никто из них не усомнился в том, что мальчики снова встретятся и, когда встретятся, вражда, начавшаяся сегодня, продолжится.
Ветер дул в сторону берега, и вонь гнилой рыбы была так сильна, что застревала в горле Лотара Деларея, вызывая рвоту.
Четыре траулера все еще стояли у причала, но их груз утратил серебряный блеск. Верхний слой рыбы под лучами солнца высох и стал темным, грязным; по рыбе ползали миллионы металлически-зеленых мух размером с осу. Рыба в трюмах раздавилась под собственной тяжестью, и трюмные насосы непрерывно выбрасывали струи вонючей коричневой крови и рыбьего жира, которые расплывались по воде залива, делая ее темной.
Весь день Лотар просидел у окна фабричной конторы. К окну выстроилась длинная очередь матросов и упаковщиков, которым предстояло заплатить. Лотар продал свой старый грузовик «паккард» и всю мебель из хибарки из рифленого железа, в которой жили они с Манфредом, – единственное, что не принадлежало компании и что нельзя было у него отобрать. Через несколько часов из Свакопмунда явился мелкий делец – точь-в-точь стервятник, чующий падаль – и заплатил Лотару малую часть истинной стоимости вещей.
– Сейчас депрессия, мистер Деларей, все продают, никто не покупает. Поверьте мне, я делаю это себе в убыток.
Вместе с деньгами, которые Лотар закопал в песчаном полу своего жилища, этого хватило, чтобы заплатить людям по два шиллинга за каждый фунт задержанного жалованья. Конечно, он мог и не платить – это была обязанность компании, – но ему это и в голову не пришло: они его люди.
– Простите, – говорил он каждому подошедшему к окну выплаты. – Это все, что есть.
И старался не смотреть им в глаза.
Когда все кончилось и последние цветные работники разошлись небольшими удрученными стайками, Лотар запер дверь конторы и передал ключ помощнику шерифа.
Потом они с мальчиком в последний раз пошли на причал и сели, свесив ноги. Вонь дохлой рыбы была тяжелой, и так же тяжело было у них на душе.
– Не понимаю, па, – зашевелил Манфред разбитыми губами со шрамом на верхней. – Мы поймали хорошую рыбу. Мы должны были разбогатеть. Что случилось, па?
– Нас обманули, – негромко сказал Лотар. До сих пор он не чувствовал горечи, только своеобразное