хотелось.
Отряхнувшись от грязи и прилипших травинок, я зашагал по тропе, ведущей в город. Шел быстро, сразу задав хороший темп и стараясь не думать о еде. С меня особо не убудет, а если и убудет, так оно только на пользу – и так уже штаны без пояса ношу. Шагал и тихо молился темным богам, чтобы они послали попутный обоз с добрым или наивным возницей, потому что на своих двоих мне никак до темноты не успеть.
К счастью, не все боги были заняты, наблюдая за тем, что сейчас творилось в Гиблом Болотье, и кто-то из них снизошел до меня: позади раздался скрип колес, и вскоре на тропе показалась телега. Я шагал не оглядываясь, словно, кроме меня и дороги, больше не было никого на свете. Обычно это хорошо работало, помогло и в тот раз. Обоз поравнялся со мной и остановился.
– Эй, малыш, далеко собрался? – Голос у окликнувшего меня человека был высокий и мелодичный.
– Надеюсь попасть в город засветло, господин, – повернулся я и уставился на возницу, попытавшись изобразить на лице почтительную улыбку и смирение.
Он оказался полным… нет, очень полным мужчиной средних лет, одетым в невообразимо пестрый наряд. На голове у него было что-то, скорее напоминающее колесо от телеги, чем шляпу, причем ярко-желтого цвета. Остальная же одежда представляла собой такую безумную смесь цветов и узоров, что невозможно было толком разобрать, что именно на нем надето.
– Пешком? И живым? Ха, мне нравится твой оптимизм, малыш!
– Меня зовут Кей.
– Рад знакомству, малыш. Ну а я Ларгельт Сладкоголосый, бродячий менестрель.
– Простите, господин… э-э-э…
– Ларри, можешь называть меня просто Ларри, малыш.
– Да, Ларри. Так вот – мне уже двадцать два года, и я не малыш! Меня зовут Кей.
– Разумеется! Я постараюсь не называть тебя малышом, малыш!
Он расхохотался и хлопнул меня по плечу, и от этого обычного жеста меня всего передернуло, словно по спине проползла гусеница – жирная и волосатая. Такая же, как рука Сладкоголосого.
– Ну что, подвезти? Или ты твердо решил окончить жизнь в зубах голодного зомби?
– Подвинься, менестрель. Только, чур, никаких песен!
– Задаром? Перебьешься!
Я запрыгнул на телегу, и мы отправились в путь. И это были худшие десять часов в моей жизни! Мне приходи – лось, стиснув зубы, выслушивать хвастливые истории о славных похождениях менестреля, слушать его гнусавое пение и есть то, что он скромно называл своими «маленькими кулинарными шедеврами». И, разумеется, называл он меня не иначе как «малыш».
Я молча терпел, а пальцы мои сплетали из цветных ниток и человеческих волос петельку. Все как положено: скользящая петля, удерживаемая ведьминым узлом*, двойной заплет через конский волос и даже немного слюны с недоеденного Сладкоголосым куска хлеба. Противно, а что делать? В нашем ремесле брезгливости и сантиментам не место.
Распрощались мы с господином Ларгельтом у городских ворот. Глядя ему в спину, я затянул свою петельку, зашептав ее хитрым наговором* на больное