была не из нашего класса. Что-то тихо шептала ему на ухо, а он только мягко улыбался в ответ. Словно от неё зависел его мир. Меня кольнуло в груди. Почему он смотрит на неё так? Почему его взгляд такой мягкий, такой заботливый?
Я чувствовала себя чужой. Среди этих людей я была одна. Слепая. Ненужная.
Я не понимала, почему они так ко мне относятся. Смеются, шепчутся за спиной, жалеют или игнорируют. Почему я должна была носить эту маску? Почему должна притворяться? Я стиснула зубы, продолжая идти к классу, не поднимая взгляда, будто ничего не видела. Как будто я и правда была слепой.
******
Французский давался мне легко, словно я родилась с этим языком на устах. Это был мой второй родной язык. Моя мама была француженкой. С самого детства я свободно на нём говорю. Мари, спасибо тебе за это.
Я вспомнила, как она пела мне колыбельные на французском, как мы вместе читали книги на её родном языке, как она смеялась, поправляя моё произношение, когда я неправильно выговаривала слова. Воспоминания обжигали, но я сдержалась. Её больше нет, пора забыть об этом. Я подавила ком в горле и заставила себя сосредоточиться на происходящем.
Учитель уверенно вошёл в класс, его осанка была прямой, а походка – спокойной. Он оглядел класс и приветствовал нас:
– Bonjour à tous.
Одноклассники нехотя пробурчали что-то на русском. Кто-то едва оторвался от телефона, другие лениво посмотрели в сторону учителя. Я же, стараясь не привлекать к себе внимания, ответила:
– Bonjour à vous aussi, professeur.
Седоволосый мужчина в строгом костюме обернулся в мою сторону. Его тёплый взгляд был полон интереса, но не жалости. Он слегка улыбнулся и отметил:
– Прекрасное произношение, даже без акцента. Я слышал, что в классе новая ученица. Как тебя зовут?
Я вежливо ответила, слегка склонив голову:
– Анна Воробей.
Сергей Николаевич улыбнулся чуть шире. Его глаза добродушно прищурились, и я увидела в них искреннюю теплоту. Ни тени жалости, ни намёка на то, что я какая-то «особенная». Он смотрел на меня так же, как на остальных. Будто моя «слепота» вообще не имела значения. Будто я была такой же, как все.
Это было так странно… и приятно. Я даже растерялась на мгновение. Обычно взрослые смотрели на меня с жалостью, говорили нарочито мягким голосом, будто я была хрупкой фарфоровой куклой. Но не он. Он говорил со мной как с равной.
Мы весь урок разговаривали на французском. Сергей Николаевич задавал вопросы, а я с лёгкостью отвечала. Мы обсуждали французскую литературу, культуру, даже немного политику. Остальные ученики откровенно скучали, уткнувшись в телефоны. Их французский был настолько плох, что они даже не пытались понять, о чём идёт речь.
Лишь одна Яна сидела с напряжённым лицом, стараясь записывать слова из учебника. Она водила ручкой по строчкам, хмурилась и что-то тихо бормотала себе под нос, пытаясь понять значение предложений. Я заметила, как её губы шевелились, когда она шептала фразы на французском. Её искреннее старание