готова была бодро приступить к завтраку. Вынув и остудив под холодной водой яйцо, она вставила его в сине-белую фарфоровую подставку и занялась приготовлением кофе по-турецки, перемешав в джазвейке тончайше размолотые зерна с кардамоном и хорошей дозой тростникового сахара. Поставив смесь на медленный огонь, Лора намазала маслом выскочивший из тостера румяный квадратик хлеба и, положив его на такую же, сине-белую, тонкой работы фарфоровую тарелочку, вернулась к столу, собираясь вкусить первую субботнюю трапезу.
И здесь случилось ЭТО!
Яйцо в подставке уставилось на нее ЖИВЫМ глазом.
Глаз был синим, под цвет фарфорового кобальта, в темных густых ресницах, слегка дрожавших как бы от сдерживаемого веселья. Во внутреннем углу глаза образовалась даже смешливая слезинка и, не удержавшись, скатилась по гладкой поверхности яйца.
Это было уже слишком!
– Merde[2], – произнесла вслух Лора. – Доигралась! Галлюцинации!
Вчерашнее шампанское, «волшебный напиток», которым ее подпоил Карл, утреннее пиво! И все, начало делириум тременс, по-простому – белой горячки. Немного же надо такой слабой голове, как ее, чтобы поехала крыша.
На самом же деле все мгновенно проскочившие в ее голове слова забалтывали одно-единственное чувство – смятение. Главное – не поддаться панике.
Так не бывает.
Но так было.
Глаз широко распахнулся, как если бы понял ее тревоги, и улыбнулся, прищурившись и убежав зрачком. Потом, приветливо моргнув напоследок, исчез. Так же внезапно, как и появился.
Лора в изнеможении откинулась на спинку стула, надо было как-то все это переварить. И попытаться осмыслить. Но никаких вразумительных объяснений не нашлось. Вспомнились ее вчерашние объятия с Карлом и внезапное выпадение из этих объятий прямо во внеземное ощущение исчезающего времени и пространства. Но какое это имело отношение к дурацкому Глазу? Может, она сходит с ума? Надо бы порасспросить маму, не было ли в их роду умалишенных. Или каких-либо генетических заболеваний, связанных с психическими отклонениями.
Лора, всегда отличавшаяся отменным здоровьем, никогда не задумывалась над своей наследственностью. Сегодня же в свете последних научных открытий стало понятно, что это наиглавнейший источник всех возможных, скрытых и явных проблем индивидуума.
Есть расхотелось – для этого пришлось бы разбить скорлупу яйца, на которой только что моргал живой глаз. И неизвестно, что еще могло выкинуть само яйцо. «Хорошо еще, что я не сделала из него глазунью», – подумала она и тут же ужаснулась самому слову «глазунья» в образовавшемся контексте.
Кажется, в филологии такое называется ономатопоэтикой, всплыло в мозгу обозначение, которое она никогда бы не нашла, если бы искала специально. Говорят, после сильного шока человек может начать говорить на языке, которого никогда не изучал, – это было