продают там и теперь. На том месте, где, возможно, стоял с чижиками поэт, теперь торговал другой человек. Он держал клетку с сиамским котом. Словно прыгала там какая-нибудь канарейка, а кот ее съел и теперь сидит сам.
Другой сиамский кот сидел в сумке, выставив наружу голову, тугую и круглую, как вывалянный в бежевом меху гандбольный мяч. На шее у него болтался обрывок бельевой веревки. Кот изнутри царапал сумку и хрипел. Продавец в кирзовых сапогах и синем сатиновом халате с видимым усилием сжимал сумку под мышкой, то и дело поправляя молнию, которую кот раздвигал затылком.
Перед ним топтались два парня.
– Купите котика, – уговаривал продавец, – это ж такая радость ребенку.
– Какому ребенку! Твоему коту нужно будку собачью и цепь.
– Шо вы такое говорите, даже смешно. Он же ласковый, как я не знаю… Вот смотрите, я могу его погладить.
Он быстро провел рукой по загривку, на котором тут же вздыбилась шерсть. Глаза кота загорелись нехорошим огнем.
– Неизвестно, – сказал серьезно один из парней, – может, и кот-то у тебя не целый. Может, голова одна, без туловища. Может, она на руку надета. А ну покажи целиком!
– То есть? – обиделся продавец. – Все у него есть, пощупайте!
Кот метал молнии, рвался, словно в аттракционе «бег в мешках».
– Ладно, за полцены возьмем. Дом охранять. Доставай.
– Не… берите с сумкой.
Покупатели ушли с котом, а продавец остался. Посмотрел на нас:
– Они смеются. Это ж такой тихий кот. Когда люди видели его на диване, то удивлялись: это у вас кошечка или копилка?
Вино № 1
Когда Окуджаве исполнилось семьдесят, я подарил ему картину любимого друга и прекрасного художника Мишико Чавчавадзе, на которой был нарисован тбилисский домик, поданный на блюде. (Булат мечтал о таком доме. Просто так.) И бутылку цинандали. (Все грузинские вина когда-то были под номерами. Цинандали было вино номер один.) Покрытая почти вековой пылью бутылка 1906 года должна была выполнять совсем не ту функцию, которая ей назначена. Мне хотелось, чтобы в доме Окуджавы был хоть кто-то живой старше его самого, чтобы он не чувствовал пропасть за спиной.
Вино было живо.
Конечно, это был не божественный четырехлетний цинандали, разлитый (и лучше, если выпитый) в подвалах, построенных когда-то Александром Чавчавадзе, но и не уксус.
…Первый раз мы попали на цинандальский винзавод без всяких рекомендаций. Актер Гоги Харабадзе провел нас по крутым лестницам вниз в старые подвалы, к огромным бочкам, лежащим вдоль каменных стен. Под темными сводами не спеша нянчились с вином молчаливые женщины в синих сатиновых халатах. Никто из них даже не думал угостить нас. Между тем…
– Я, – начал Гоги, – снимался в этих подвалах (на самом деле он снимался в Гурджаани) – у Отара Иоселиани в фильме «Листопад».
– Да, хорошее кино.
– А это знаменитый театральный режиссер Шалва Гацерелия.
– Театр – тоже занятие.
– Наш друг, корреспондент важной московской