тоже были приемники – популярные и среди местных жителей «Спидолы». Иной раз в богатой юрте с железной печкой посредине и трубой, выходящей во всегда открытую треугольную дыру в потолке, стояло и пять, и семь транзисторов.
Приветливые хозяева объясняли, что приемники очень хорошие, но поработают полгода и умолкают. Приходится покупать новый. «Старший брат» был коварный друг, он не объяснял «младшему», что можно поменять батарейки. Да он эти батарейки и не поставлял. Но монголы зла не держали. И в целом хорошо относились к Советскому Союзу. Лучше, чем к Китаю, который оттяпал Внутреннюю Монголию, населением превышающую МНР в десять раз. Они даже старались не думать, что в довоенные годы Советы не препятствовали маршалу Чойбалсану уничтожать буддийские монастыри (более семисот) и расстреливать десятками тысяч монахов, политических противников и простых крестьян. Они и сами не препятствовали.
Архи была недешевый продукт. Он был не по карману не только арату (скотоводу), но и мелкому районному начальству. Приезд корреспондента, путешествующего за счет богатой московской редакции, был приятным событием для хозяев. Под визит высокого (или такого, как я) гостя накрывали стол из горячей и холодной жирной баранины и этой самой архи. Вокруг стола сидели уважаемые местные руководители – председатель исполкома, прокурор, начальник милиции, директор школы, – как правило, добродушные и приветливые. Выпивку из-за высокой цены всегда записывали на гостя. Так что по возвращении в Москву редакционный бухгалтер посчитал, что употреблял я в день не менее двух литров, что, конечно, чрезмерно. После застолья, бывало, торжественно шли в школу, где пионеры вместо урока пели визитеру песни на родном ему языке. Я подпевал, если узнавал мелодию, и даже научил одного симпатичного паренька петь по-русски «Степь да степь кругом…». Потом мне сообщили, что он с этим номером выиграл конкурс советской песни в Улан-Баторе. Сложного имени его я не запомнил, а фотография, где знакомый мальчишка с верблюдом помогает отцу пасти овец, сохранилась.
Из командировки полагалось привезти материал, который всегда назывался одинаково: «Радость и гордость арата».
Самые большие здания в Улан-Баторе (прежнее его имя Урга) достигали пяти этажей. Машин было мало, а юрт много. Недалеко от центра стоял не достроенный китайцами пустой и поэтому страшноватый жилой квартал. И служили буддийские монахи в единственном работающем монастыре Гандан. Он был очень красив, а монахи добры и спокойно терпели (или не замечали) меня во время службы. С моим монгольским товарищем мы посетили и другой необитаемый монастырь, который существовал в статусе законсервированного музея.
Мы вошли и остановились перед большой стеной, всю площадь которой занимал гигантский портрет воинственного человека в национальных одеждах.
– Смотри! Мы сюда никого не водим. Тут русских не было.
Я оценил его доверие.
– Чингисхан?
– Да! – Он