жилкой. Деньги плыли рекой, никто не жаловался, но и работать приходилось очень много.
Я внимательно следила за тем, как Саймон говорил, как менялся в лице. Сейчас он не смотрел на меня, а разглядывал столик в беседке, ковыряя в нем дырки.
– Там, в городе, она и с отцом познакомилась. Он полицейским работал в Нью-Йоркском отделении полиции. Ну, а потом что? Все как обычно: дом в пригороде, свадьба, дети. Отец перевелся в местное отделение, а мама не могла, поэтому каждый день ездила на работу в Нью-Йорк. Несмотря на такие нагрузки, она всегда находила время для нас с Грегом.
Признаться, я ее обожал. Бывало, что мы часто оставались вдвоем на несколько дней, и, поверь, это были самые счастливые дни в моей жизни. Мне никого больше не надо было иметь рядом, лишь бы она была. Друг друга мы понимали с полу слова, в общем я в ней души не чаял. Пока… – Он замолчал, нахмурившись и отвернулся от меня. Моя рука сама протянулась к его руке, которая все еще расковыривала деревянный столик. Такой киношный жест, но, как мне показалось, для него было самое время. Саймон не ожидал и даже слегка вздрогнул, поднял голову и взглянул мне в глаза. Что-то странное, но я не смогла выдержать этот его взгляд, и сама стала смотреть на столик, лишь крепко держала его руку в своей.
– Она умерла от рака, – Саймон продолжил, взъерошив волосы под шапкой свободной рукой, и снова стал смотреть на расковырянные дырочки. – История стара как мир. Но никто не ожидал такого. Не было никаких симптомов, по крайней мере, мы с Грегом ни о чем и не догадывались. Совсем маленькими были, глупыми. Потом отец рассказывал, что она пробовала лечиться, истратила кучу денег, проходила химию, только вот ничего не помогло. И, знаешь, что самое удивительное? До самой смерти она выглядела здоровой. Говорят, что рак превращает людей в немощных и некрасивых, но мама, она не изменилась совсем. Даже парик… я до последнего не думал, что это парик, а нее ее волосы. До сих пор помню ее лицо… Ну ты же видела фотографии – она была такой красивой, невероятно красивой.
– Да, очень…
– Нам должно было исполниться семь. Был декабрь. В начале месяца мы отметили день рождения отца. Это последний праздник, на котором ей удалось побывать. До наших с Грегом дней рождений в середине декабря она уже не дожила. Один день. Один долбанный день не дожила. Мама умерла ночью. Мы спали, и вдруг приехала скорая с сиреной и яркими мигалками. Отец велел сидеть в комнате пока медики пытались ее реанимировать прямо на месте. Вот мы с Грегом и сидели, ничего не понимая, в темной комнате, освещаемой лишь мигающими маяками скорой. Уже ничего нельзя было сделать, ее не спасли. Она умерла дома на кровати. Потом ее увезли, и мы остались одни. Отец зашел к нам в комнату, лишь когда все стихло, по дому перестали ходить и кричать люди, а машина скорой уехала вместе с мамой. Он пытался что-то соврать, ну, как это водится, говорил что маме пришлось уехать, что срочные дела… Только вот почему-то я все понял. Сам не знаю, но когда посмотрел на кровать, на которой она спала всего несколько минут назад, все стало ясно. Хотя и сложно было поверить в то, что ее больше нет. Что она больше никогда не возьмет меня