за рамки обычного духовенства, уделяя много сил и времени политике и интригам. Оба пробивались с самых низов, начиная своё восхождение в иерархии со строгого монашества. Оба получили великолепное образование, но считались при этом больше практиками, нежели схоластами. Единственным, пожалуй, отличием, было происхождение. Если Алексий вышел из знатного боярского рода, то Филофей родился в семье бедняков и с детства вынужден был зарабатывать на хлеб и учёбу тяжёлым трудом.
Происхождение, возможно, и стало препятствием взаимопониманию.
Филофей исподлобья посмотрел на Алексия, небрежно перебрал грамоты, лежащие перед ним на столе, заглянул в одну из них, будто освежая память, вновь бросил суровый взгляд на посетителя, потеребил бороду…
– Назначать митрополитов, выдвинутых местным духовенством, у нас не принято, – начал он, наконец. – Покойный Феогност отзывался о тебе наилучшим образом, но он неискушён был в вопросах подобного рода и опирался в своём выборе исключительно на интересы Москвы…
Филофей замолчал на время, изучая, как его слова отразились на викарии. Тот и бровью не повёл, хотя внутри бушевало раздражение. Новый патриарх затянул ту же песню, что и прежний. Напыщенным самодовольным грекам претило поддерживать человека со стороны.
Не прочитав ничего на лице Алексия, патриарх продолжил:
– Мы здесь заботимся, прежде всего, о деле веры. Судьба князей, царей, их государств и уделов нас волнует в ничтожной степени. Ты слишком заражён суетой, что охватила твою страну…
В словах Филофея не проскользнуло ни малейшего сожаления, но и злости или ненависти в них не было.
– И потому решение будет следующим: тебе надлежит остаться в Константинополе до тех пор, пока молитвы, духовное чтение, изучение трудов наших святых братьев не усмирят тебя, не наставят на истинный путь. Через шесть месяцев мы встретимся вновь. Тогда прошение Феогноста и будет рассмотрено…
Алексий сдержанно поклонился и вышел.
Вернувшись в подворье, он первым делом усмирил бешенство продолжительной молитвой. Затем стал размышлять.
Итак, хлопотами ли скомороха или волей самого патриарха, но заветного «Аксиос» ему не услышать самое малое полгода. Так что же, смириться? Потерять ещё полгода? А что станет за это время с Москвой? Что будет с его замыслами?
Нет, нужно срочно что-нибудь предпринять. Вот только что? Привести на престол ещё одного патриарха? Это, пожалуй, было бы перебором. Да и нет никакой уверенности, что следующий священник не затянет ту же самую песню про местных выдвиженцев и их зависимое положение. Чёрт бы побрал этих греков!
Встреча с патриархом оставила у Скомороха неприятный осадок. Поначалу всё шло хорошо. Филофей принял гостя на редкость приветливо и выслушал его рассказ с большим вниманием. Возможно, причиной такого расположения были хлопоты сумконош, а быть может и то, что