в местных реалиях куда лучше одной невезучей попаданки.
– И вам, Валерия, доброго утра, – благожелательно проговорил Штри́гес.
Всё-таки повезло, что он взял меня под опеку. Даже бутылку минералки вчера подарил. Новую, запечатанную, стеклянную. Показал, где можно набирать питьевую воду и объяснил, как дойти до столовой. Вокруг просыпались и суетились страждущие чиновничьего внимания разумные. Очереди с утра были особенно длинными – и в туалет, и в столовую, и в окошки.
Слегка сдув матрас, я воткнула его в выдвижную ручку чемодана, потом сделала утренние дела: ополоснулась в душе, постирала бельё и высушила его под мощным потоком горячего воздуха из подобия фена для рук, а затем отправилась добывать пропитание.
Столовую нашла почти сразу, по хвосту торчащей из неё очереди. Мысленно сочиняя частушки про убийство жаб, прикрыла глаза и встала за последним посетителем.
Спустя какое-то время рядом раздался голос Дийнара:
– Светлого дня, любезнейшая.
Он невзначай присоединился ко мне, ловко обогнув конец очереди.
– Эй, так нельзя! – возмутилась полноватая симпатичная женщина с двумя сумками.
– Мы вместе! Благодарю за бдительность, – заверил её блондин, одарил обворожительной улыбкой, и недовольство женщины угасло.
– И вам доброго утра, – подавила я желание зевнуть. – А во сколько открываются окна?
– Через час, в 8.16.
– И почему у них все числа какие-то неровные, а в цикле 29 дней? Нельзя как-то округлить?
– Это специальный принцип всеобщего неудобства, называемым также принципом всеобщего равенства, – хмыкнул Дийнар. – У различных видов и рас разные часы биологической активности, системы исчисления и связанные с числами суеверия. В Канцелярии приняты такие, которые не допускают фаворитизма ни одной из рас, и, как результат, одинаково неудобны всем.
– Стены тоже поэтому серые?
– Именно! Серый одинаково раздражает всех, зато гораздо меньше, чем другие цвета. Представьте, если бы вокруг был жёлтый.
Меня аж передёрнуло.
– Или ярко-розовый, – хмыкнула я.
– Вы уловили мысль.
– Кстати, почему сектор Ж называют Синим?
– О, я слышал эту историю. Говорят, в какой-то момент серый, в который покрасили это крыло, чуть-чуть отливал синевой. Выходцы из Хармаята – это такой не очень развитый магический мир – очень возмутились и устроили потасовку, потому что в их воззрении синий цвет унижает мужественность и даже намекает на противоестественные связи. Говорю же, недоразвитый мир со средневековыми предрассудками. Цвет – это всего лишь цвет. Так как недовольных оказалось достаточно много, и каждый счёл нужным высказаться, зал перекрасили, но все его с тех пор называют Синим, – охотно пояснил Дийнар, а затем наклонился к моему уху и прошептал: – Если вдруг увидите хармаятца, то ни за что не говорите ему, что я ношу синие трусы.
Впервые за время пребывания в Канцелярии я рассмеялась,