где живет мой отец, то вовсе не потому, что стыжусь его. Сохрани бог! Я не стыжусь и тюрьмы. Туда попадают вовсе не дурные люди. Я знала много добрых, честных, трудолюбивых людей, попавших туда только вследствие несчастья. Почти все они относятся друг к другу с большим участием. И с моей стороны было бы просто неблагодарностью забыть, что я провела там много спокойных приятных минут, что еще ребенком я нашла там верного любящего друга, что там я училась, работала и засыпала спокойным сном. Я думаю, что с моей стороны было бы малодушием и жестокостью, если бы после всего этого я не чувствовала бы хоть немного привязанности к этому месту.
Высказавшись от полноты своего великодушного сердца, она робко взглянула на своего нового друга и застенчиво прибавила:
– Я не рассчитывала говорить так много и никогда не говорила об этом раньше. Но, кажется, это лучше объяснит вам наше положение. Я сказала: напрасно вы следовали за мной, сэр. Я бы не сказала этого теперь, хотя вы можете подумать… Нет, я не скажу этого теперь… но я говорю так бестолково, что, боюсь, вы не поймете меня.
Он отвечал совершенно искренно, что вполне понимает ее, и старался, как мог, заслонить ее от дождя и резкого ветра.
– Я надеюсь, вы позволите мне, – сказал он, – расспросить подробнее о вашем отце. У него много кредиторов?
– О, очень много.
– Я подразумеваю тех кредиторов, которые держат его в тюрьме.
– О да, очень много!
– Вы можете сказать мне – если не знаете, то я, конечно, могу навести справки в другом месте, – кто из них самый влиятельный?
Подумав немного, она отвечала, что часто слышала о мистере Тите Полипе как об очень влиятельном лице. Он комиссионер, или член совета, или поверенный, или что-то в этом роде. Он живет, кажется, на Гросвенор-стрит, или где-то там поблизости. Он очень важное лицо в министерстве околичностей. По-видимому, она с детства была подавлена величием этого могущественного мистера Тита Полипа на Гросвенор-стрит, или где-то там поблизости, и министерства околичностей.
«Не мешает повидать этого мистера Тита Полипа», – подумал Артур.
Его тайные намерения не укрылись от ее проницательности.
– Ах, – сказала Крошка Доррит, качая головой с выражением покорного отчаяния, – многие пытались освободить моего бедного отца, но совершенно безуспешно. Бесполезно и пробовать.
Она даже забыла о своей робости, предостерегая его от попытки спасти утонувший корабль, и смотрела прямо ему в глаза – обстоятельство, которое, в соединении с ее терпеливым личиком, хрупкой фигуркой, бедной одеждой, ветром и ливнем, ничуть не поколебало его намерения помочь ей.
– Если бы даже можно было сделать это, – продолжила она, – а этого невозможно сделать, то где будет жить отец и чем? Я часто думала, что такая перемена в его жизни была бы плохой услугой для него. Может, на воле он не будет пользоваться таким почетом, как в тюрьме; может, к нему станут относиться не так внимательно, может, он больше подходит для тюремной жизни.
Здесь в первый