и начхоз побеседовали с персоналом «Высокого», собрали всех, кто остался, велели приготовиться к «приемке крупной боевой части», топить баню, готовить харчи, «чтобы было по-нашему, по-советскому, как в нашей стране положено». Нянечки и сестры сразу засуетились, пошли получать халаты, стелить постели… Обо всем этом Холодилин доложил на опушке, на морозном ветерке.
– Чтобы не продали нас немцам! – жестко произнес Цветков.
– Не продадут, – пообещал доцент. – Наши же люди…
Володя щурился на озаренную лучами холодного солнца холмистую даль, на текущую тоненькой свинцовой ниточкой Янчу – ту самую, в которой он когда-то купался на практике у Богословского, и думал о том, что всюду здесь фашисты, и что еще долго будет эта война, и что тетка тоже где-то в этих краях, может быть, так же, как он, глядит на попранную вражескими сапогами землю и думает те же думы, что и он…
– И подпись, – услышал Володя голос Холодилина, – подпись ихнего фашистского главного начальника: майор цу Штакельберг унд Вальдек…
– Подумайте! – вдруг со смешком вмешался в разговор Володя.
Цветков хмуро на него взглянул, Телегин удивился:
– Знакомый?
– Я слышал эту фамилию очень давно, – не торопясь, вспоминая тогдашние подробности, сказал Устименко. – Один наш профессор институтский смешно принимал ребенка в давние годы у мадам цу Штакельберг унд Вальдек. И теперь вдруг эта же фамилия здесь – начальником. Странно!
– Странно еще и то, что дом отдыха «Высокое» – личная собственность эмигранта Войцеховского, – сказал Холодилин. – И Войцеховский скоро приедет наводить порядок, так передали директору дома отдыха. И передали, что с него взыщут – именно с директора – за все непорядки. Если мне память не изменяет, в Черноярске «аэроплан» знаменитый – больница – тоже когда-то Войцеховскому принадлежал?
– Точно, – сказал Володя, – я там на практике был, у Николая Евгеньевича Богословского…
– Ладно с вашими воспоминаниями! – раздраженно сказал Цветков. – Что вспоминать, решать надо, как теперь делать…
Его вновь скрутило, глаза смотрели растерянно, наверное, надвигался кризис. Те несколько часов, в которые он пытался командовать, не прошли для него даром.
– Давайте, Устименко, смотрите сами…
Слабыми руками он потянул себе на лицо старый ватник и затих.
– Значит, будет так, – внезапно почувствовав на себе взгляды бойцов отряда, сказал Володя. – Значит, таким путем…
И, подгибая пальцы, он размеренно и коротко распорядился, как надо действовать «во-первых», «во-вторых», «в-третьих» и так далее, чтобы обеспечить в «Высоком» отдых отряда и лечение раненых. Говорил он неторопливо, порою задумываясь и поглядывая на вновь задремавшего Цветкова, а бойцам, которые слушали его, казалось, что говорит он не сам от себя, а от имени командира и что поэтому все сейчас опять наладится и пойдет нормально, «своим ходом», как любил выражаться Ванька Телегин.
– Становись! –