отыскал в траве палочку, вывел на земле большими буквами «зел» и прочитал справа налево:
– Лез. Сокращённо лезурь.
Андрей Павлович не знал, что и делать, смеяться или плакать. Ясно стало одно: его жизнь теперь может быть какой угодно, только не грустной.
Любовь для всех и каждого
Вечером сидели и пили чай с пряниками.
– Андрей Палыч, – поинтересовался Гриша, – а ты всегда один жил? И детей у тебя нет?
– Всегда. Один я на свете. Только сестра и осталась, тоже одинокая.
– Неправильно это. У всех должны быть дети.
– Дети, Гриша, по любви получаются, а не потому что надо, – объяснил Андрей Павлович. – А любви у меня не случилось.
– Ничего, – успокоил Гриша. – будет у тебя ещё любовь. Я вот маленький пока, всего сорок годиков. Жениться не хочу. Лет через пятьдесят готов буду.
– На ком же вы, домовые, женитесь? – засмеялся Андрей Павлович. – На кикиморах?
– На кикиморах обычно лешие женятся, – объяснил домовёнок. – А мы на домовушках. Хотя была одна история. Жила в лесу одна кикимора…
– Они разве не в болоте живут? – перебил Андрей Павлович.
– Какой дурак в болоте жить будет? Залезь попробуй! Долго проживёшь? Жила она в лесу с мамой и папой и звали её Луша. И была она жутко страшной. У всех нормальных кикимор на носу бородавка, лучше две. А уж если три, то и вовсе завидная невеста. Женихи дерутся. У Луши ни одной бородавочки, даже самой малюсенькой не вскочило. Чего она только не делала! Всех лягушек да жаб в округе переловила, обо всех носом потёрлась. Не растут бородавки и всё тут! Хоть ты тресни!
Мать ревёт, Луша в истерике бьётся, отец и тот в глубокой тоске. Единственная дочь, как никак. Ладно бы бородавка. Кожа у Луши румяная, розовая, а должна быть белой, почти прозрачной и в синету отдавать под глазами. А волосы! Густые. У приличной кикиморы волосы реденькие. Череп прикрывают и ладно. Совсем лысой тоже плохо быть. Мать старалась, выдирала волосики, а они ещё больше расти стали.
– Ах, ты, бесстыдница! – выкрикнула в сердцах мать. – Такая грива только у лошадей хороша да у русалок-распутниц! Знать неприличные мысли в твоей голове бродят!
Решила тогда Луша пойти на речку, утопиться и стать русалкой. Приходит ночью на мостик, а там уже стоит кто-то. Это Гоша, домовой, тоже топиться пришёл. Его дома загнобили, сказали, что ненастоящий он. Всё потому, что росту Гоша был великанского. Целых семьдесят сантиметров вымахал!
– Проходите, дамочка, мимо, – сказал он Луше. – Не видите, человек топиться желает.
– Интересное дело! – возмутилась кикимора. – Я, может, тоже желаю.
– Раз желаете, отойдите в сторонку и отвернитесь. Это дело интимное, свидетели при нём излишни.
– Дамам, вообще-то, следует уступать! – не унималась Луша. – Идите сами в сторону!
Так они стояли и препирались добрых десять минут, пока не выглянула из-за туч луна и не осветила их лица. Гоша увидел Лушу, и у него аж дыхание перехватило.
– Ваши глаза, –