были светлые и черные дни: дни рождения музыкантов, а также день убийства Джона Леннона, 10 ноября – день, когда Леннон встретился с меркантильной, сумасбродной японкой. Среди тех, кто посещал эти битловские вечера, был Антон Костин. Правда, Костина творчество «Битлз», равно как и других западных рок-групп, не интересовало. Его интерес к битловским вечеринкам был несколько иной – интерес сексота. Именно он оказался тем человеком, который донес органам о фарцовочных делах Попова и Гущина, и он был главным свидетелем в этом громком и скандальном процессе. Большинство же участников предпочли отмолчаться. С этого времени за Костиным закрепилась дурная слава сексота. Впрочем, он особенно не тяготился этой дурной репутацией и не считал нужным скрывать свою связь с определенными органами. После университета он стал работать инспектором в Городском комитете комсомола. А потом случилась перестройка, и он как-то очень быстро превратился в либерала, а в девяносто первом неожиданно для многих семья Костиных получила статус беженцев и перебралась в США.
Там, в Америке, Антон Костин превратился в Строганоффа. Устроил частный музей, сумев за короткое время собрать среди потомков русских старообрядцев в Соединенных Штатах и Канаде богатую коллекцию икон и этнографических предметов. Параллельно с американскими антикварными поездками он собирал различные предметы старины в России, побывав в разных глухих местах по Енисею и на русском Севере, объездив приграничье Гомельской и Брянской областей – места, в которых в прошлом столетии находились старообрядческие слободки и монастыри. По рассказам, он собрал богатейшую коллекцию икон и рукописных книг, которые, пользуясь тем, что границы России в девяностые годы были как дырявое решето, сумел вывезти в Соединенные Штаты. Одно время Антон Костин был фигурантом скандальной истории, связанной с российскими музеями. Он побывал в нескольких десятках провинциальных музеев, в которых представлялся потомком эмигрантов первой волны и куратором выставочного проекта Министерства культуры по культуре старообрядцев Америки. Пользуясь юридической безграмотностью работников различных культурных учреждений и их доверчивостью, он сумел вывезти уникальные предметы и большую коллекцию дореволюционных фотографий. Позднее выяснилось, что все разговоры Костина про свое кураторство над выставочным проектом являются обычными байками проходимца, цель которых – облапошить доверчивых музейных сотрудников.
У Володи Пульмана другая история. Я его помню, когда в конце восьмидесятых он вместе со своими сверстниками из уличной школоты опустошал кошельки у подвыпивших мужиков около универмага. А позднее, уже девяностые, он был одним из заметных наших городских рэкетиров: одетый в кожанку, подобно чекистам двадцатых годов, он с друзьями разъезжал на старом БМВ по разным торговым точкам – собирал дань с продавцов ларьков.
А потом он исчез. Про него ходили разные слухи: говорили, что его посадили,