в группе фотографов были другими: нельзя снимать портрет со встроенной вспышкой, нужно прикрыть/приоткрыть диафрагму (которая в ее «мыльнице» не регулировалась), горизонт завален, фокус «смазал лыжи», снимок для семейного альбома… Критики были много моложе ее и потому резки и категоричны. Они недавно прочли множество книг и педантично следили за соблюдением правил. Но она не обижалась, а тоже стала читать. И чем больше она это делала, тем больше понимала, что самого главного правила в них нет…
Как-то раз кто-то «для прикола» выложил в альбом фотографий для критики работу Роберта Мэпплторпа – черно-белый натюрморт с двумя увядающими тюльпанами в вазе, скадрированный в квадрат, – фотографию, полную изысканного отчаяния. Главный критик группы тут же высказал массу категоричных суждений: о недопустимости кадрирования в квадрат, о неудачном переводе в черно-белое, о том, что кадр «ни о чем». Собственно, этой реакции и ждал шутник, выложивший фото: ему надоела безапелляционность главного критика. Инга посмеялась от души, подумала – и вышла из группы. Но книги читать не перестала. Просто потребность в чужой оценке или совете сменилась потребностью в тишине и неспешной беседе с Робером Дуано и Анри Картье-Брессоном, Йозефом Судеком и Ричардом Аведоном. И с самой собой, конечно.
Больше всего Инге теперь хотелось фотографировать людей. И самым интересным было то, что лица в жизни и на получавшихся снимках были разными. Это было похоже на фокус. Чудесное превращение. В момент, когда она спускала затвор, что-то происходило. Ее пронизывало наслаждение, почти сексуальное, до самой сердцевины ее существа. Щелчок – и в сплетении света и теней возникало лицо. То, которое она видела где-то там, внутри.
Это казалось странным и непостижимым. Инга понимала, что разные художники по-разному изобразят одного и того же человека и даже одно и то же яблоко. Но фотография? А как же «фотографическая точность», где она? Фиксирование электромагнитных волн, механический процесс, просто кусочки стекла, пластика и металла, физика и химия. Откуда там берется это чудное искажение? «Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду?»[1]
И раньше, в молодости, чье-то лицо порой непонятно притягивало ее к себе, но тогда она не знала, что с этим делать. Если оно было мужским, Инга могла мгновенно и мимолетно влюбиться в абсолютно незнакомого человека. А если женским – уж вовсе не понимала, отчего оно не выходит у нее из головы. Теперь ее тяга к лицам имела конкретное направление, конкретную цель. Она понимала, что хочет их сфотографировать.
Но если люди притягивали Ингу давно, то предметы ей, наверное, открыл только фотоаппарат. Взгляд ее стал жадно цепляться за мелочи. Желтый листок, обычный, ничем не выделяющийся среди сотен собратьев, лежащих на асфальте, внезапно привлекал ее взгляд – и хотелось запомнить его, снять, унести с собой его образ. Она начала видеть мир кадрами, обрезая случайное. И замечать то, на что раньше не обращала внимания: тень от дерева