вели речи. А в узле связи оформили оператором и выделили комнатушку в доме связистов. Крохотное помещение под лестницей. Печка буквально жрала поленья. А летом Надя второй раз стала матерью, родив Юлия. Манная каша, перловый суп на свином сале, вываренные темные макароны с тем же свиным сало, сухие картошка, морковь. Для Юлия покупала коровье молоко у чистоплотных татар. Едва перебедовали первую зиму. Осенью ей повезло: со второго этажа съехала семья моториста почтового катера, получившая добрую квартиру. О, как молила Надя Господа за великую милость, право жить в однокомнатной теплой квартире с двумя сыновьями. Правда, чтобы беречь дрова, готовила еду в прихожей на две семьи, на керосинке. Теперь в её распоряжении был отгороженный закуток в общем сарае, где хранились дрова, керосин, зимой изредка появляющееся в рационе мясо и рыбу. У Нади возросла нагрузка, выполняла теперь более оплачиваемую работу. Наняла на свои крохи нянечку по уходу за Юлием. Несчастная молодая женщина, получившая увечье лица в интернате, уборщица в узле связи, с удовольствием принялась помогать Наде поднимать на ноги её ребятишек. По осени, когда праздновался Великий Октябрь, Надя с подружками по работе пошла первый раз на танцы в городской дом культуры. Тут и повстречал красивую украинку Пётр, родом из Харькова. Он, помощник машиниста паровоза, отбыл восемь лет лагерей в Гулаговской системе, строя знаменитую железную дорогу на Надым. 501-я стройка вымотала ему душу несправедливым приговором, который он схлопотал через дикий оговор машиниста паровоза и кочегара, которых поймали на воровстве муки из эшелона, привёзшего в Сталинград продукты питания. Показания двух негодяев оказались следователю достаточными уликами, чтобы посадить за решетку коммуниста. Никто не проверял его сведения, где он был и что делал. А те оговорили, а как же: им что ли одним париться в лагере, а почему бы не предоставить такое удовольствие и помощнику машиниста, тем более – человеку партийному, пусть тоже понюхает параши. Да, бесчисленные лагерные унижения, в основном от надсмотрщиков и вертухаев, ожесточили его сердце. Но за тысячи километров от родины он встретил почти землячку. Красивую, добропорядочную. Двое детей Нади его не смущали: молода пока, нарожает пацанов и ему. А заработки на железке были тогда очень даже приличными. Надя, невзирая на протесты матери, дескать, берёшь в мужья человека почти на двенадцать лет старше.
– Доню, так он скоро будет стариком. Ты молода, красавица, таких дивчин берут сейчас, после войны и с тремя и четырьмя детьми, мужиков мало, а женщин пруд пруди, – отговаривала Марта свою дочь, когда приходила к ней в гости. – Он же лагерник, у него душа оскорблённая. Повремени, а?!
– Мамо, ты хоть представь, каково мне тянуть лямку и на работе, и выхаживать Виссарика и Юлия. Я из сил выбиваюсь. Он, по всему видать, человек хороший. Пусть живёт со мной, тем более, что зовёт меня в загс.
Непросто складывались отношения между детьми Нади и Петром. Он считал, что чем будет