копье. Решил хоть как-то отблагодарить неизвестного – до утра рыл могилу ножом и секирой, землю выгребал руками. Солнце стояло уже высоко, когда последняя горсть земли легла на могильный холмик. Мальчик недолго постоял над могилой и медленно побрел обратно к проклятой Бабе-Яге – чтоб она провалилась! – которая опять даст ему какое ни будь невыполнимое задание.
– Вернулся-а-а …, да еще и с травой!? – радостно и одновременно удивленно встретила его Баба-Яга, – ну, молодец, проходи. А я уж и не ждала – добраться до боярышника в это время трудно, да и с чугайстырем не каждый справиться, а сказать по правде – так никто.
– Так ты меня на смерть посылала? – угрюмо осведомился Алекша.
– Нет, ну что ты! После того, как ты зверобой добыл, я в тебя поверила, но сомнение – малюсенькое такое – еще оставалось. Ну и как ….
– Вот твоя трава, – перебил Алекша Бабу-Ягу, – забирай.
Старуха жадно ухватила засохший невзрачный кустик, черная крылатая тень развевающегося платка заметалась по избушке. Загремели горшки, заслонка на печи громко грюкнула, вспыхнул неровный рыжий отсвет огня. Чугунок с варевом скрывается в красной пасти печи, Баба-Яга оборачивается к Алекше. Сморщенное старушечье лицо румянится, глаза блестят. Баба-Яга вроде как помолодела. Алекша сидит на лавке, равнодушно уперевшись спиной в бревенчатую стену и не обращает никакого внимания на старуху. Заметив, что суета прекратилась, лениво спрашивает:
– Ну и что?
– А ни че! – радостно отвечает Баба-Яга, – буду пить, умываться, в новую жизнь собираться!
– Это как? – удивился Алекша.
– Вот так! Травка, что ты добыл, не зря зовется боярышником. Если ее вовремя сорвать и правильно приготовить, то всякая красавицей станет.
– Да ладно тебе, всякая, – усомнился Алекша, – а возраст?
– А что возраст? Это личина наша стареет, а сами всегда молоды, – ответила Баба-Яга, – подрастешь поймешь.
Алекша во все глаза смотрел, как обрадованная Баба-Яга бегает по избушке, суетливо потирает маленькие сухие ладошки и что-то бормочет сам себе под кривой нос.
– И какая же новая жизнь у тебя будет? – осторожно интересуется он.
– Ну, какая… – Баба-Яга садится на лавку, кокетливо одергивает драные лохмотья, что заменяют платье. Поправила платок, сложила руки на коленках, будто стеснительная девица, – оденусь, приукрашусь и замуж схожу. За приличного мужчину! – чуть смущенно сообщила она.
Алекша разинул рот и выпучил глаза.
– Да, замуж! – сварливо повторяет старуха, – и нечего пялиться и разевать пасть. Надоело мне в лесу, понятно? Я тут двести лет живу, обрыдло все! Кругом одни лешие да кикиморы болотные… Поживу среди людей, а там видно будет.
– Ну, да… оно конечно… – кивнул Алекша. От изумления он едва ворочал языком. Усталость и сон как рукой сняло. Покрутил