но только не пишут и, тем более, не читают. Если бы Феофан сейчас кому нибудь резал горло тупым ножом, он бы и не удивился. Но человек читающий и пишущий – это уже из ряда вон выходящее, это сказка наяву. Топчан скрипнул. Феофан оглянулся.
– А-а, проснулся… Как жизнь?
– Сушёные морские гады помогают, – вежливо сообщил Александр.
– Ну так! Сушёный гад с протёртым хреном – это вещь. Не то, что этот хфилософ римский, – ответил подметальщик и презрительно сплюнул в угол. Слово философ он произнёс как-то с буквы «х» и ударение поставил на последний слог.
– Чём же плох римский философ, – спросил Александр, осторожно вставая с топчана. – Отрицает основы мироздания?
– Да он в них вообще не смыслит, – пренебрежительно отмахнулся Феофан, откидываясь на спинку стула, – это же Сенека.
Сказано так, как будто Сенека был ни разу не грамотным крестьянином с явно выраженными признаками слабоумия.
– Не думаю, что консул Рима Луций Анней Сенека был глуп, – ответил Александр, присаживаясь рядом на лавку.
– Что?! – Феофан подавился воздухом, глаза вылезли на лоб от удивления, он закашлял так, что Александр испугался, как бы кровь горлом не пошла, словно у чахоточного.
– Ты читал Сенеку? – просипел он изумлённо, – не может быть. Наверно, случайно слышал, запомнил…
– Нет, почему случайно, я в школе учился, в княжеской, в Киеве. Нам учитель о нём рассказывал.
– А-а, ты этот… Золотая Грива, вот, вспомнил! Кхе… тьфу… вот не ожидал встретить здесь учёного человека. Я думал, ты только мечом махать умеешь. И что, ты считаешь, что Сенека прав?
– Ну, смотря в чём, – осторожно произнёс Александр. Сенеку он действительно не очень хорошо знал, а если честно, то вовсе не знал. Имя помнил, да, но где ему было заниматься философией последнее время?
– Смотря в чё-ем … – передразнил Феофан, – ладно. Вот смотри, сейчас ты гладиатор, ну, судьба так повернулась. Скажи, достойно ли человека, даже если он раб или гладиатор, уходить из жизни просто так, как попало? Вот что пишет по этому поводу Сенека. Так… ага, вот, сейчас переведу с варварской латыни на греческий… так… вот, слушай!
«Недавно перёд боем со зверями один из германцев, которых готовили для утреннего представления, отошёл, чтобы опорожниться – ведь больше ему негде было спрятаться от стражи; там лежала палочка с губкой для подтирки срамных мест; её-то он засунул себе в глотку, силой перегородив дыхание и от этого испустил дух. – «Но ведь это оскорбление смерти!» – Пусть так! – " До чего грязно, до чего непристойно!» – Но есть ли что глупее, чём привередливость в выборе смерти? Вот мужественный человек!» Каково?
– Он не хотел оставаться рабом, – угрюмо ответил Александр и подумал – А я?
– Ну, согласен. Сенека пишет далее: " Самая грязная смерть предпочтительней самого чистого рабства». Но! Не лучше ли погибнуть в бою на арене, чём вот так? Достойно ли воина и мужчины –