Отпуск.

чем хоть и неясный до конца, но всё же тихий мирный порядок. Я отметил, что сам не прочь кого-нибудь сбросить. Кого-нибудь вроде этого жирного борова с разбитым носом, пытавшегося встать.

      – Что вы себе позволяете? Вы знаете, кто я? – промямлил он, видимо, по привычке.

      На столь странное заявление я показал средний палец и вновь погрузился в размышления. Толпа продолжила подниматься по ступенькам в небо.

      ***

      Сколько мы так шли, не знаю. День, неделю, месяц, год? Здесь трудно определять время, все предметы – от часов до смартфонов – у нас пропали. Солнце отсутствовало как явление, но свет чудесным образом всё же разливался по округе.

      Сюрреалистичные декорации, сложенные из множества оттенков серого, не давали ответов. Наверное, желание их получить и двигало бесконечную людскую массу. Очередь шла молча, каждый выговорился. Уже давно позади и ссоры, и размышления о том, что впереди. Кого-то, по собственному убеждению, ждал Рай, а кто-то уже согласился и на Ад, лишь бы побыстрее закончить этот кошмар. Но всех объединяла уверенность, кто они и какую жизнь прожили.

      В отличие от меня. Моя замкнутость лишь следствие проблемы, над решением которой я бьюсь с того самого момента, как очутился здесь. Директор, Кокетка, пилоты позади меня не мучаются. Они точно знают, кто они. Нет, у меня не амнезия. Воспоминания есть. Но обрывочные и настолько отличные друг от друга, что, казалось, я прожил несколько разных жизней. Но это же невозможно, правда? Каждый раз проваливаясь в раздумья, я пытался проанализировать их, чтобы ответить себе на вопрос: кто я? В одном я примерный семьянин, живущий на побережье Средиземного моря, в другом – отвязный байкер, ветеран Вьетнама, в третьем – романтический герой, страдающий от неразделенной любви и стоящий за парапетом моста, глядя вниз на железнодорожное полотно, в четвёртом – страж закона, отважно участвующий в перестрелке с бандитами на улицах Петербурга времен перестройки.

      Из раздумий временами вырывал Депутат, когда исподлобья поглядывал на меня. По его лицу растёкся синяк, чем-то напоминающий изображение из теста Роршаха. В очередной такой взгляд я посмотрел через плечо народного избранника и заметил, что лестница заканчивается.