клоун с красным носом и красной же, торчащей во все стороны фирменной цирковой прической.
Ленни полагалось в третий раз пропеть «хэпи бёфдэй», но уже с указанием имени потерпевшего. Она, улыбаясь, потыкала пальчиком в сторону зардевшегося, что маков цвет, именинника, призывая присутствующих подсказать ей его имя.
– Cволочь, сволочь рыжая! – подсказал кто-то из дорогих коллег-товарищей. Гену спасло улучшающееся на глазах владение Ленни нюансами русской речи.
– Най, най! Он не есть сволочь. Он есть… как это – найс соул? – повернулась она ко мне.
– Душка! – догадался я.
– Йа! Йа! Дущка! – Ленни запрыгала на месте прелестной козочкой, рискуя уронить пирог на палубу. Доверив безопасность деликатеса моим надежным рукам, она приблизилась к новорожденному и нежно чмокнула его в пылающую, пунцовую щеку.
– Хэпи бефдэй ту дущка! – провозгласила Ленни, смеясь и победно подняв руки.
Рыжего, видимо, проняло до глубины его арийско-русского естества. Не зря говорят, что многие немцы сентиментальны. Гена весь вечер не сводил с Ленни преданных голубых глаз. Изрядно же разогревшись с помощью очередной бутылки с чайным клипером на этикетке, – у норвежцев за душой оказался целый ящик, – именинник принялся угрожать несуществующим обидчикам девушки, используя при этом оба доступных ему языка. Что касаемо пирога, то он оказался не только с рыбой, что не удивило, но и с ревенем, – и в этом была некая скандинавская пикантность. Испекла его Ленни при мощной поддержке пышнотелой Марты, чьим оригинальным предложением о кормлении я так и не воспользовался. Чего уж там, опыт приходит с годами, а тогда молодой был, глупый, влюблённый! В кубрике было очень тесно и очень весело. Помню ощущение распирающей юношеской гордости, когда дивно благоухающая Ленни уютно расположилась у меня на коленях. Я тут же неимоверно вырос в собственных глазах. Моя обычная застенчивость мгновенно скрылась в волнах гормонального шторма, и я обозрел товарищей по застолью взглядом бывалого морского орла. Меня охладила и даже несколько привела в чувство чуть заметная, презрительная ухмылка нордического красавца Фритьофа, явно адресованная нашей паре. Я с язвительной неприязнью подумал, что ему весьма пошла бы чёрная эсэсовская фуражка с высокой тульей. И еще я был почти уверен, что, выскажи я ему это в лицо, он примет это как комплимент. Незаметно дело дошло до культурной программы. Старшина Толяныч достал свою семиструнку и, настроив её, взял несколько виртуозных аккордов. Семен Анатольевич давал свою любимую «Вершину» из кинофильма «Вертикаль». В 1967 году он, молодой инструктор по альпинизму, познакомился с великим Высоцким на съемках этого фильма. Они были, что называется, родственные души, и даже внешне чем-то похожи. Только Семен был повыше ростом и, как признавался сам Владимир Семенович, лучше, профессиональнее играл на гитаре.
– Профессиональнее не значит – талантливее, – парировал Семен Анатольевич. Через два