вода и струился пар, но рядом с мельницей для перца появилась бутылочка домашнего бренди. Джеффрис налил себе большую рюмку и без колебаний выпил ее залпом, причмокнув губами.
– Вот так-то лучше! Давай и ты, парень.
Он передал бутылку Джейми, а сам с удовольствием занялся омлетом и болтовней с женской прислугой.
– Ну и как тут дела? Ребенок-то родился или нет?
– Родился, прошлой ночью, – живо отозвалась помощница кухарки. – Мы всю ночь провели на ногах. Как приехал доктор, велено было греть воду да таскать чистые простыни и полотенца. Забегались все, весь дом вверх тормашками. Но младенец – это еще не все!
– Ладно тебе, – буркнула кухарка, неожиданно помрачнев. – У нас работы невпроворот, а некоторым лишь бы лясы точить. Давай-ка за дело, Мэри Энн: сбегай в кабинет, узнай, может, его милость хочет, чтобы подали что-нибудь еще.
Джейми, вытирая тарелку ломтиком хлеба, заметил, что служанка, ничуть не смутившись упреком, резво удалилась, из чего он сделал вывод, что в кабинете происходило нечто любопытное.
Зато повариха, получив гостей в свое безраздельное распоряжение, тут же и с немалым удовольствием принялась сплетничать.
– Так вот, началось все несколько месяцев назад, когда у леди Джинивы, бедняжки, появились первые признаки. Надо сказать, его милость, как они поженились, души в ней не чаял, пылинки, можно сказать, сдувал. Все для нее делал, что она ни захочет, заказывал из Лондона всякие разности, все время спрашивал, тепло ли ей. Ела все, что душе угодно. Ну просто сам был не свой, его, стало быть, милость. Но потом, когда он узнал, что она ждет ребенка…
Повариха выдержала паузу, и на ее лице появилось загадочное выражение.
Джейми отчаянно хотелось узнать про ребенка: какой он, как себя чувствует. Но поторопить женщину не было никакой возможности, и он подался вперед, всячески выказывая заинтересованность.
– Такое началось! Крики, ругань! Она плачет, а его милость бранит ее такими словами, какие и на конюшне-то говорить стыдно. Вот я и сказала Мэри Энн, когда она сказала мне…
– Выходит, его милость не был рад ребеночку? – нетерпеливо перебил ее Джейми.
К тому времени омлет комом застрял у него где-то за грудиной, и он сделал большой глоток бренди в надежде протолкнуть этот ком в желудок.
Повариха скосила на него блестящий птичий глаз, выгнула бровь, как бы оценивая его смекалку, и хмыкнула.
– Да, парень, ты прав. Вроде бы ему надо радоваться. Да только не тут-то было. Не тут-то было! – многозначительно повторила женщина.
– А почему? – спросил Джеффрис без особого интереса.
– Он сказал, – повариха понизила голос в восторге от скандальности информации, – что ребенок не его!
Джеффрис, опрокинув вторую стопку, презрительно хмыкнул.
– Старый козел с молоденькой козочкой? Оно, конечно, тут всякое может случиться, но откуда его милости знать, чей это ребенок? Он с таким же успехом может быть и от него, и как ни крути, а главнее всего тут слово его