после посадки мы покинули самолет. Это тоже было «так принято». Мы закрывали кабину и шли в бар. Через некоторое время Мохито поднимался, и мы шли к самолету. В салоне к этому времени лежали новые коробки, не отличимые от прежних. На полу и коробках сидели, прислонившись к борту, трое-четверо потёртых парней. Возможно, они считались тут полноценными бойцами, но их щуплость, вялость и вооруженность древними карабинами и «Калашами», не позволяла мне назвать их «солдатами».
В первый же день я поинтересовался, зачем нужно возить охранников? Достаточно посадить их на «точках».
– Верно, если ты до неё долетишь. А если решишь, что самый умный и вздумаешь свалить? Или, если с самолетом что случится, и ты плюхнешься в сельве? Обычное разделение обязанностей и ответственности. Мы отвечаем за маршрут и самолет, а эти ребята отвечают за нас и за груз.
– Кстати, а что за груз? Коробки и коробки. В таких же коробках в бары выпивку приносят. Мы что, продукты возим?
– Совершенно верно. Мы возим коробки. И ничего, кроме коробок. Тебе интересно, что там внутри?
Мохито как-то нехорошо посмотрел, и сразу стало ясно, что мне совершенно плевать, что там внутри. Вообще-то, вопросы конспирации были проработаны хорошо. В училище дежурный мог сделать объявление вроде такого: «Товарищи курсанты, завтра утром, внезапно, в шесть ноль-ноль, рота будет поднята по учебной тревоге. Выдвигаемся в неизвестный район деревни Речицы. Будьте готовы к марш-броску на пятнадцать километров». Как бы всё было секретно, но все обо всём знали.
Здесь же, мы возили одинаковые коробки с места на место, даже не догадываясь об их содержимом. То есть, я как бы догадывался, что ради выпивки или консервов никто не станет гонять самолет целыми днями. Но это были мои личные догадки. Попадись я в руки агентам ЦРУ, или кто там в Штатах занимается наркоторговлей, не смог бы выдать никакой ценной информации.
Помогал конспирации один местный обычай, на который скоро обратил внимание – здесь было не принято обсуждать свою работу. Люди легко знакомились, включались в разговор, обсуждая политику, погоду или местные сплетни. При этом, ни от кого я не слышал, чем тот занимался, какие были сложности или успехи в работе.
На Жёлтой мы оказались только на пятый день. Мохито задержался на аэродроме, а я, разумеется, направился в бар. Ко мне подошел пожилой мужичок, лет пятидесяти, любезно раскланялся и указал на барную стойку.
– Что надо? – не понял я.
Тот, широко улыбаясь, изобразил руками непонятные знаки.
– Ничего не понятно. Гуляй отсюда или подожди, скоро Мохито подойдет.
Если он побирается, то впервые вижу тут нищего. Мужичок мелко закивал и отошел к стойке. Бармен кивнул мне и указал на мужичка. Я пожал плечами и покачал головой, мол, ничего не знаю и не понимаю. Бармен сурово посмотрел на мужичка и кивнул на выход. Тот показал на меня, развел руками, тоже махнул в сторону двери и покачал головой. Я ничего не понял из этой пантомимы, но бармен