поднимала её, словно понимая, что нужно сделать
Младенческий опыт – на всю жизнь
Когда мне было больше года, я помню, как брат, на два года старше, стоял у окна и объяснял мне, что идёт снег. Я тянулась, чтобы лучше разглядеть падающие хлопья.
Я была тихим ребёнком. Бабушка перед тем как вывести погулять выставляла меня в коридор, завязав большим платком под мышками, пока сама одевалась. Я стояла, не шелохнувшись, даже когда поднимался сильный ветер.
– Ветер Маринку унесёт! – кричал брат.
А я просто стояла и ждала, потому что знала не унесёт, я же такая тяжёлая, так тепло одета.
После года брат стал меня беречь.
Когда мне было около года отец приезжавший с работы брал меня на руки, я тёрлась о его колючую щетину мне нравилось вдыхать исходящий от него запах коня на котором он ездил верхом.
Я не знаю, когда именно я стала ходить, но помню осень, мне было больше года. Я тащила за собой посылочный ящик с игрушками, а котёнок хватал меня за ноги, не давая сделать ни шага. Я плакала от бессилия, а семья смеялась, наблюдая, как я не могу справиться с крошечным котёнком.
И вот ещё одно воспоминание: я сижу у отца на руках за большим столом, вся семья ест семечки и играет в карты. Отец, ловко лузгая семечки, кладёт мне в ладошку горсть очищенных зёрен – я ем и жду следующую порцию.
Эти первые годы жизни, наполненные болью, равнодушием, но и редкими вспышками любви, как со стороны мамы, так и отца, стали для меня закалкой. Я научилась терпеть и выживать, ощущая в себе нечто большее – мощный, бесконечный космос.
Из всех игрушек больше всего я любила юлу. Самой завести её надолго у меня не получалось – мне всегда помогали взрослые. Просить об этом даже не приходилось – после того как мне исполнился год, поток любви и внимания буквально обрушился на меня. Меня часто брали на руки и спрашивали: – Покажи, как ты любишь маму. Покажи, как ты любишь папу… тётю… бабушку…
Я обнимала их как можно крепче за шею, и они целовали меня в ответ.
Мне нравилось смотреть, как крутится юла – я могла наблюдать за ней часами. Со мной обращались нежно, всегда спрашивали: – У тебя животик не болит?
Когда я смотрела на юлу, я не чувствовала никакой боли – только заворожённость. Но когда меня спрашивали, я отвечала: – Болит… пусть болит.
Этот ответ, видимо, вызывал умиление, и меня снова брали на руки, жалели.
К врачам меня не водили, в ясли и детсад не отдавали. Что будет, то будет – так, наверное, думали все в моей семье. Тем более, несмотря на все диагнозы, я выжила. Но мне всегда была нужна любовь, как воздух. Я верю, что вопреки прогнозам врачей меня спасли три ангела – Вера, Надежда и Любовь.
Когда семья стала со мной общаться, я отметила, какие они все красивые. Я любила разглядывать их лица и любоваться ими. Иногда к родителям приезжали гости – молодые специалисты,